— И поэтому ты р-р-решил ее споить?!

Ой, мамочки! Виктория едва успела встать между альфой и маленьким глупым солистом «Грэй Хаус».

— Б-б-булат! — уперлась в широченную грудь. — Это всего лишь шот! Буквально капля!

— Сейчас я эту каплю…

— Покажи мне ее! Ну… байк.

Булат притих. Но трескучее напряжение густело с каждым ударом сердца. Сила альфы плавила мозги, а вместо черноты в узком разрезе глаз алели угли. Виктория до боли прикусила губу и, решившись, выпалила:

— Это же моя тезка. В смысле, меня крестили Викторией. Два имени… вот.

Притихшие оборотни разразились свистом и одобрительными криками. А Булат схватил ее под локоть и поволок прочь.

— Дурдом, — рычал на незнакомом языке, — совсем с ума посходили. Охуеть просто.

Виктория ничего не понимала, кроме того, что альфа ругается. Но возразить не пыталась. В кончиках пальцев вдруг появилось странное ощущение.

Как будто в теплую воду окунула. Все больше и больше… В голове что-то щёлкнуло и мир приобрел неожиданную четкость. Расслоился на отдельные, но связанные между собой картинки. Среди которых центральное место занимала рослая фигура оборотня, обласканная лунным светом.

И ощущение горячих пальцев, сомкнувшихся вокруг ее запястья. Такие сильные! И красивые… У Булата идеальные руки! Большие и надежные. Она бы упала в них без оглядки. Позволила наконец-то схватить себя… Вся жизнь в бегах — это слишком утомительно.

— Вот! — прогромыхало над головой, и Виктория моргнула, фокусируя взгляд на блестевшем перед носом мотоцикле.

— Назвал Вики. Виктория. Потому что… просто назвал. Марка такая.

Съязвить бы что-нибудь по этому поводу. Отпустить едкий комментарий и навсегда закрыть щекотливую тему, но язык не шевелился.

Виктория тихонько подошла ближе и погладила руль. Красиво! В каждой линии изящная грация и сила.

И любовь, конечно. Слепому видно, что за этой малышкой ухаживают так полно, как могут.

Пальцы пробежались по кожаной оплетке, скользнули к баку, потом еще ниже — к сиденью. Из груди вырвался восхищенный вздох.

А за спиной прозвучало тихое:

— Давай прокатимся?

* * *

Мягкое урчание мотора разгоняло сонную тишину. Булат любил ездить ночью, когда вокруг тихо, и на дороге лишь он и ветер, но сейчас кровь горячил не сладкий привкус свободы, а ощущение тонких рук, сжимавших его талию.

Проклятье! Это была лучшая его поездка! Виктория ощущалась рядом также же естественно, как дыхание или стук сердца. И он бы увез ее за сотню миль, но продолжал наматывать круги недалеко от поляны, ведь в любой момент Мэри могло понадобиться его присутствие.

Но пока Таня молчала. А он не хотел заканчивать поездку, ведь это значит, что рыженькая перестанет прижиматься так доверчиво и крепко.

Но все же затормозить пришлось — Виктория замерзла. Он чувствовал, как она начала вздрагивать и жаться крепче.

Свернув на обочину, он заглушил мотор. Девочка тут же отпустила руки, а он стряхнул с плеч кожанку и, развернувшись, укутал продрогшую красавицу.

— Так будет теплее, — откашлялся, пытаясь не пялиться на соблазнительные губы, на которых мелькала легкая улыбка.

— Спасибо, — выдохнула тихонько. — А тут красиво.

Булат оглянулся. Ну, виды ничего такие. У подножья холма раскинулся лагерь, черным изломом вырисовывалась сцена, палаточный городок, а над всем этим — роскошное ночное небо.

— Не хватает корзинки с бутербродами и вина, — хмыкнул, потирая шею.

Рыженькая все еще сидела на пассажирском сиденье. А он устроился боком, и бедра слегка касалась маленькая девичья коленка.

— М-м-м, я бы не отказалась… Где ты научился так готовить?

Хм… Интересный вопрос. Он и сам бы хотел знать.

— Понимаешь, в детстве меня похитила и вырастила стая диких итальянских поваров…

Виктория прыснула. Мило наморщила носик и чуть склонила голову.

А у него пальцы занемели от желания заправить за ухо непослушные рыжие прядки. Прическа Викки напоминала маленький взрыв. «Торчу куда хочу», но все вместе это смотрелось настолько потрясно, что ни один стилист не смог бы переплюнуть такое великолепное безобразие.

— Ты красивая, — вырвалось само собой.

Девушка очаровательно покраснел. Нахохлилась, как воробушек, зарылась в его куртку, а Булат… Он вдруг понял, что если дальше продолжит сидеть на заднице и ничего не делать, то окончательно рехнется. Или струсит, как сопливый щенок.

Она еще не успела отойти от шикарной поездки и внезапного комплимента, как сидушка под попой сменилась твердыми, но ужасно удобными мужскими коленями.

— Если что — кричи, — прорычал альфа и прижался к ее губам своими.

Испугаться Виктория не успела.

По нервам заискрили электрические разряды, а воздух исчез из легких. Подчиняясь напору мужчины, она приоткрыла губы, чтобы тут же утонуть в голодном поцелуе.

А Булат вжимал ее в себя, широко оглаживал спину и нетерпеливо прихватывал за нижнюю губу, разбавляя патоку ласки болью, но такой пикантной, что хотелось пробовать еще.

И Виктория пробовала.

Все запреты, страхи и осточертевшие до тошноты рамки исчезли, оставляя лишь жажду нового.

Она имела на это право! Попробовать немножко нормальной жизни с мужчиной, который… нравился?

Сердце мучительно сжалось. Но в следующее мгновение застучало в утроенном ритме.

Виктория скользнула ладонью по мощной шее и двинула бедрами, подразнивая и распаляя оборотня.

Булат шумно выдохнул. Разорвал поцелуй и окинул таким взглядом, что пальчики на ногах поджались.

— Очень красивая, — повторил хрипло.

И, перехватив ее запястье, оставил на тыльной стороне нежный поцелуй.

О, господи!

Виктория чуть не расплакалась от щемящего восторга. Простое прикосновение взбудоражило сильнее опытной ласки, разжигая внутри невыносимую жажду сделать нечто подобное. Чувственное, волнующее…

— Булат… — пролепетала севшим голосом, и альфа ее понял!

Жестом фокусника стащил майку и отшвырнул куда-то в сторону.

Как зачарованная, Виктория протянула руку и коснулась самого роскошного тела на свете. Очертила литые мышцы груди, крутой изгиб плеча и мощной шеи. Повела вниз — к глубокой яремной впадинке и дальше — к восхитительно-четким кубикам пресса. Такой твердый! И горячий, как разогретый на солнце камень.

Альфа вздрогнул, кода она коснулась кромки джинс. Слегка подался навстречу, давая почувствовать, где еще у него твердо.