мешковину и больно царапнуть шею. С тех пор как брат поручил ему уход за светоловушкой, Леня стал желанным гостем в запретной зоне и чувствовал себя здесь полным хозяином. А ведь всего неделю назад он не осмелился бы и подойти к товарищу Терешкину, которого все детдомовцы почему-то побаивались.

На берегу большого пруда догорал костер, а двое людей в лодке что-то делали на самой середине пруда. Может быть, вылавливали карпа?

Леня узнал Терешкина и Митю. Рыбовод и помощник вытаскивали из воды кормушки и складывали их в лодку. Леня уже знал о несчастье, постигшем рыбовода: карпы устроили голодовку. Он с особым удовольствием таскал на пруды насекомых, надеясь, что эта-то пища придется по вкусу привередливым питомцам Терешкина. И теперь терпеливо ждал, пока рыбоводы окончат работу, чтобы разузнать у них новости.

Гулкое эхо повторяло голоса рыбоводов, и по их голосам Леня определил, что дела тут поправились. Они говорили громко, весело, а Илья Евстигнеевич даже запел:

Любви все возрасты покорны,

Ее порывы благотворны…

Да, видно дела пошли хорошо!

И юноше в расцвете лет,

Едва увидевшему свет…

И закаленному судьбой

Бойцу с седою головой…

Рыбоводы приблизились к берегу, и Леня крикнул:

— Дядя Илья, как ваши карпы?

Хотя Терешкину не было еще и двадцати пяти, его все ребята в селе называли дядей из уважения к его занятию. Шутка ли, человек разводит рыбу! На берегу такого озера рыбаков было сколько угодно и они большим авторитетом не пользовались, но дядя Илья не просто рыбак, а рыбовод!

— Всё в порядке, свет-Ленечка! — пробасил Терешкин и резким толчком въехал вместе с лодкой на песчаный берег. — Едят, едят, голубки! Ну, а ты гостинцев принес?

— Полный мешок, дядя Илья!

Сегодня при виде Терешкина трудно было оставаться безучастным или скучным. Хотелось смеяться, как и он, говорить так же громко. А давно ли Леня приходил сюда, как на похороны! Карпы ни за что не желали питаться по расписанию. А ведь дядя Илья точно запланировал их рост и рассчитал, сколько добудет рыбы из пруда. Во время голодовки. карпов рыбовод ходил мрачнее тучи.

— Как же вы их вылечили? — спросил Леня.

Он уже знал, что рыбовод любит расспросы. А сам он в такой же мере любил слушать и теперь ждал обстоятельного рассказа. Илья Евстигнеевич, тяжело ступая резиновыми сапогами, привязанными к поясу, подошел к огню, пошевелил его и, широко раздув ноздри, понюхал сладкий запах печеной картошки.

— К счастью, лечить не пришлось, а то я уж собирался в Москву на консультацию их везти.

— Всех?

— Не всех, конечно, а выборных! — засмеялся Терешкин. — Но дело оказалось проще. Кормушки-то мы ставили на одно и то же место, а карп — рыба аккуратная, он не желает есть там, где дно запачкано. Пока мы до этого додумались, он нам всю кровь испортил. Как перенесли кормушки — пожалуйста, он сразу в вес пошел!.. Митя, дай-ка нам образчик.

Митя принес ведро, в котором плескался маленький карпик, выращенный в этом году. Таких, Леня уже знал, называли сеголетками. Леня попытался поймать его, но рыбовод отвел его руку от ведра:

— Э, брат, этого у нас нельзя! Рыба не любит, когда ее трогают. На ней есть слизистая защитная оболочка. Сотрешь ее — рыба заболеет. Осенью, когда мы будем урожай снимать, тогда пожалуйста! Хоть руками лови, хоть за сетью иди, хоть со дна бери, когда воду из пруда выпустим, Вот тогда увидишь рыбу. Сеголетков этих мы зимовать оставим, а двухлетков из откормочного пруда — на базар! И людям приятно, и нам полезно.

Он говорил все это с таким вкусом, что Лене захотелось попробовать жареного карпа. Илья Евстигнеевич усмехнулся и разгреб костер.

— До ухп уже недалеко, а пока попробуй-ка картошечки… Митя, поезжай, разбрось насекомых — очень карп эту пищу любит.

— А… а щуки у вас есть? — задал Леня вопрос, который мучил его всю дорогу. Не может же рыбовод не знать все о щуках!

Илья Евстигнеевич с удивлением взглянул на него и довольным тоном сказал:

— А ты, я вижу, в самом деле нашим хозяйством интересуешься! Ну что ж, может быть в рыбоводы выйдешь. Профессия неплохая!

Он привстал на колени, заставив и Леню подняться, и обвел рукой свое хозяйство:

— Видишь, мы залив на прудки разделили. Вон в том, что в конце залива, у нас нерестовые и маточные места. А вот этот пруд, побольше и поглубже, — выростной: здесь карп вес набирает. Тот, что пониже, за плотиной, — зимовальный пруд. Там живет карп по второму году. Осенью мы двухлетков всех выловим, а сеголетков отсадим туда — пусть зимуют. Так вот, чтобы очистить наши пруды от сорной рыбы, мы пускаем в них щуку…

— От какой? От сорной? — переспросил Леня.

До сих пор он знал о сорных травах, а о сорной рыбе…

— Вот именно; сорная!.А как иначе ее назовешь? Есть товарная рыба: судак, скажем, карп, сазан, лещ — одним словом, крупная рыба. Ее специально разводят в прудах, в озерах. Слышно даже, будто в реки стали выпускать ценную рыбу на вырост. А есть сорная рыба, как сорняк в поле: всякие пескари, уклейки, ерши, вьюнки, верховки. Они только пищу поедают, а пользы от них никакой нет. И плодятся они, как сорняки. Никакого учета, никакого контроля не наведешь. Кажется, пруд чист, запускай карпа или карася. А глядишь, этой сорной рыбешки расплодилось столько, что карпу и есть нечего… Вот мы и напускаем на эту рыбешку главных помощников рыбовода — щук.

— А как же карп? Ведь щука может и карпа съесть, она у него не будет фамилию спрашивать!

— Э, нет, тут дело хитрое! Щуку-то мы пускаем икринками и только в тот пруд, где живет карп по второму году. Он уже крупный, и щурята его в росте не догонят. Вот они и поедают сорную рыбу, а нам от этого польза. Двухлетний карп жиреет — он мелких щурят не боится, вся пища идет ему, а пруд от ненужной рыбы освобождается. Да и щурята, как лето поживут на приволье, тоже становятся полезной добычей. Так что осенью у нас двойной улов: и карпы и мелкие щуки. Домашние хозяйки мелкую щуку любят — она мягкая, жирная, вкусная, тиной еще не пахнет, как старая щука.

— Значит, щуку пускают икринками! — разочарованно сказал Леня. — А я думал…

— А ты думал, что мы в наши пруды