– Что за черт?! – Девушка осмотрела клинок. Его кончик оказался слегка согнут, а верхняя часть лезвия свернута на сторону.

– Дозволь помочь, великая, – поклонился ей один из дровосеков, голубоглазый и розовощекий, с короткими каштановыми волосами. На вид ему было лет двадцать, однако широко развернутые плечи придавали парню облик настоящего мужчины.

Славянин забрал у Светы нож, положил на чурбак, выдернул из-за пояса гранитный топор, легкими постукиваниями обуха выправил клинок, несколько раз чиркнул лезвием по камню, удаляя перекосы, с поклоном протянул девушке:

– Это достойное изделие всемогущего Сварога, великая. Однако железными ножами дерево лучше не резать. Железо создано для пиров. Разделать рыбу, отделить от костей вареное мясо, наколоть яблоко. Для древесины нужен инструмент покрепче… – Парень распрямился и показал ей совсем коротенький кремневый ножик. – Я могу чем-то тебе помочь?

– Отрежь мне этот кусок бересты, – провела пальцем по чурбаку девушка.

Лесоруб сделал четыре взмаха, затем подковырнул угол, быстрым движением сорвал кору и протянул Светлане.

– Благодарю, добрый молодец, – приняла влажный светло-коричневый лист девушка. – Я тебя запомню.

– Всегда рад помочь, моя богиня, – поклонился парень, отступил.

«Однако они тут все красавцы, – мысленно отметила Светлана, переведя взгляд с парня на других работников. – Прямо конкурс бодибилдеров. Этот мир нравится мне все больше и больше!»

– Если лист нужен тебе ровным, великая, лучше его сразу прижать, – посоветовал лесоруб. – Иначе кора скрутится в свиток. Подожди немного…

Он отошел к стене, заглянул в один из проемов, вернулся с двумя пластинами дранки толщиной примерно с мизинец каждая.

– Если положить бересту между ними, прижать и дать подсохнуть, она останется ровной навсегда… Если не намокнет снова, конечно.

– Как тебя зовут, добрый молодец?

– Ветвик, всемогущая! – засиял лесоруб.

– Как долго ее нужно сушить?

– Дня три, прекрасная богиня!

– Я найду тебя, Ветвик, когда мне понадобится толковый помощник.

– Буду счастлив, прекрасная богиня!

Света кивнула и зашагала через двор, на ходу укладывая бересту между осиновыми дощечками.

В свечной мастерской жутко воняло прогорклым горелым жиром, стояла густая дымная пелена. И даже откинутая циновка не спасала маленькое помещение от этого кошмара. Сама Курчана невозмутимо сидела на ольховом чурбаке в нескольких шагах от входа и, высунув от старательности язык, стучала полешком по продолговатому камушку.

– Ты что, свечница, клопов здесь травила? – поинтересовалась Светлана.

– Животный жир из объедков вытапливала, великая богиня, – подняла голову славянка. – Стряпухи, они ведь на светильники самую дрянь оставляют, каковую в котел уж никак не кинуть. Пока плошку сала вытопишь, две плошки обрезков сгорят али обуглятся.

– Тогда понятно, отчего никто не поспешил сменить пропавшую свечницу, – кивнула девушка.

– Хотеть мало, – пожала плечами Курчана. – Сим мастерством еще и владеть надобно.

Света не ответила, наблюдая за работой славянки. Девица простукивала узким краем камня влажную кожу, довольно быстро прорисовывая начертанный юной ведьмой узор. Гостья из будущего никак не ожидала, что изящное тиснение можно нанести на кожу вот так просто, во дворе, на куске недосушенной дровины.

– Красиво, – признала она. – Надеюсь, свечи у тебя получатся не хуже. Великая Макошь знает о тебе и не против, чтобы ты заняла место Репы.

– Благодарю за покровительство, великая Света! – В этот раз славянка вскочила на ноги и поклонилась. – Я не обману ее ожиданий. Ныне в вытопленном сале двадцать хвощовых стеблей вымачиваются! К вечеру будут готовы.

– Выходит, ты не бездельничаешь? – усмехнулась юная ведьма.

– Они там, в коробе, – указала на дымящуюся мастерскую девушка. – В углях стоят, пока горячие. Дабы жир впитался, он совсем жидким быть должен, как вода. Чуть схватываться начнет, так и вытяну.

– Хорошо… Браслет тоже сегодня закончишь? Тогда завтра я наложу на него чары.

Светлана оставила славянку работать, поднялась на крыльцо. Поддавшись щекотному ощущению между лопатками, оглянулась. Помахала Ветвику, что не отрывал от нее взгляда, и вошла в дом. Поднялась к себе, сунула бересту, зажатую между пластинками, под ножку лавки. Еле слышно пробормотала:

– Три дня… Ладно, спешить некуда. Впереди вечность.

* * *

Утром нового дня девушка отправилась в святилище – безмятежно прогуливаться под яблоневыми кронами, любоваться алтарями и наслаждаться живой энергией, что струилась в каждом дереве, в каждом камне, в каждой кочке и каждом стебельке.

– Ты здесь, великая Света? – услышала она от беломраморной глыбы знакомый голос и повернула туда.

– Где же мне еще быть, Курчана? Я ведь обещала. Ты принесла браслет?

– Да, великая! – Кареглазая девчушка в платье из стриженой белки разве что не подпрыгивала от предвкушения. – Закончила еще до сумерек! И свечи новые в кладовую тоже вовремя доставила! Правда, стряпухи в мой короб уже свежих обрезков накидали. Сегодня опять топить придется.

– Если постараешься, успеешь найти помощника, – подмигнула ей юная ведьма. – Пойдем к текучей воде!

Остановившись возле беломраморной глыбы, Светлана наложила руки на камень, опустила веки, немного так постояла, успокаиваясь, пропитываясь благостью и светом этого места, славянским духом и силой сварожичей, вспоминая доброжелательность и открытость Курчаны, ее ловкость и трудолюбие, готовность помочь в любом деле по первому зову – прямо среди темной ночи, в ущерб своем сну.

«Она самая лучшая! – сказала себе юная ведьма. – Милая, забавная и добрая девчушка, которую легко полюбить, которой приятно помогать…»

Светлана отступила от камня, присела возле текущего из-под него ручья, зачерпнула прозрачной святой воды, ополоснула лицо, резко выпрямилась и протянула руку:

– Браслет!

Курчана торопливо расстегнула поясную сумку, достала кожаный лоскут, вложила в пальцы девушки.

Светлана вздохнула, зажала подарок между ладонями, поднесла ко лбу, негромко зашептала:

– Встану, не помолясь, пойду, не благословясь, из избы в двери, из дверей в ворота, выйду в чистое поле, под восточную сторону, под раннее солнце. Там в тени стоит изба, среди избы лежит доска, под доской таится тоска. Плачет тоска, рыдает тоска, белого света дожидается! Так бы и сварожич Шамур тосковал по прекрасной Курчане, внучке свароговой. Так бы не мог без нее ни жить, ни быть, ни пить, ни есть; ни на утренней заре, ни на вечерней, ни в жаркий полдень, ни при частых звездах, ни при буйных ветрах, ни в день при солнце, ни в ночь при месяце. Впивайся, тоска, въедайся, тоска, в грудь, в сердце, во весь живот внука сварогова Шамура, разрастись и разродись по всем жилам, по всем костям ноетой и сухотой по Курчане, внучке Свароговой… Да будет так!!!