Я потянулся за кувшином, налил себе ещестакан. Холодненькое, с пенкой… почему от кипячения пенка такая гадкая, а вдомашнем молоке она же — самая вкусная часть? Сделал большой глоток. Хватит,надо Светке и Надюшке оставить. На всю деревню — немаленькую деревню, пятьдесятдомов, всего одна корова! Хорошо, хоть одна… И есть у меня сильное подозрение,что великолепным надоям безродная буренка обязана Светлане. Зря гордится собой«баба Саша» — сорокалетняя русская старуха, хозяйка коровы Райки, бороваБорьки, козла Мишки и мелкой, безымянной птичьей живности. Просто Светланахочет, чтобы дочка пила настоящее молоко. Вот и минуют корову все хвори. Дабаба Саша могла бы ее опилками кормить — ничего бы не изменилось!

Нет, все-таки настоящее молоко — это хорошо.Пусть герои рекламы приезжают в деревню с пакетами молока и с задорным блескомв глазах повторяют «настоящее!» Им положено. Им за это деньги платят. Да икрестьянам, давно и прочно отученным держать хоть какую-то скотину, проще. Можнопродолжать ругать демократов и «городских», а не коров пасти.

Отставив пустой стакан я развалился вповешенном между деревьями гамаке. Вот ведь буржуй, с точки зрения местныхжителей. Приехал на роскошной машине, жене заморских продуктов привез, весь деньв гамаке с книжкой провалялся… А тут, понимаешь, весь день народ бродит,опохмелиться не на что…

— Здравствуйте, Антон Сергеевич, — будто мыслимои прочитав, поздоровался через забор местный алкоголик Колян. И как он моеимя-то запомнил? — Хорошо добрались?

— Здравствуй, Коля, — барски поприветствовал яего, не делая даже попыток выбраться из гамака. Все равно не оценит. Не за темпришел. — Спасибо, все нормально.

— Помочь вам ничего не надо, по хозяйству иликак… — безнадежно спросил Коля. — Иду, дай думаю, спрошу…

Я закрыл глаза — сквозь веки кроваво светилоклонящееся к закату солнце.

Ничего я не могу поделать. Ничегошеньки.Хватило бы вмешательства шестого-седьмого уровня, чтобы у бедолаги Коли пропалатяга к алкоголю, прошел цирроз и появилось желание работать, а не водку пить ижену поколачивать.

И я даже могу, вопреки всем Договорам, тихонькопровести это самое вмешательство. Легкое движение руки…

А что дальше? Нет в селе работы. И в городебывший механизатор Коля никому не нужен. И денег, чтобы начать «свое дело» уКоли нет. Даже поросенка ему не купить.

И пойдет он снова искать самогон, перебиватьсяслучайными заработками и вымещать злость на такой же спивающейся, уставшей отвсего жене. Не человека надо лечить, а всю Землю.

Или, хотя бы, эту одну шестую часть земли. Сназваньем гордым Русь.

— Антон Сергеевич, сил нет… — проникновенносказал Коля.

Кому нужен бывший алкоголик в умирающейдеревне, где колхоз развалился, а единственному фермеру три раза пускаликрасного петуха, пока намеков не понял?

— Коля, — сказал я. — У тебя какаяспециальность армейская? Танкист?

Есть же у нас какие-то наемники? Пусть ужлучше на Кавказ отправится, чем загнется через год от суррогатов…

— Не служил я, — убитым голосом сказал Коля. —Не взяли. Механизаторы тогда нужны были очень, мне всё отсрочку давали, а потомвозраст вышел… Антон Сергеич, если кому надо морду начистить — я и так смогу!Не сомневайтесь! На ветошь порву!

— Коля, — попросил я. — Ты мне мотор в машинене посмотришь? Что-то вроде стучал вчера…

— Посмотрю! — оживился Коля. — Да я…

— Держи ключи, — я бросил ему брелок. — А сменя бутылка.

Коля расплылся в счастливой улыбке:

— Хотите, я вам еще машину помою? А тодорогая, небось… по нашим-то дорогам…

— Спасибо, — сказал я. — Буду оченьблагодарен.

— Только водки мне не надо, — вдруг сказалКоля и я даже вздрогнул от неожиданности. Это что же, мир перевернулся? — Вкусав ней никакого нет… вот самогона пузырек…

— Договорились, — сказал я. Счастливый Колянотворил калитку и двинулся к сараюшке, куда я загнал вчера машину.

А из дома — я не увидел, почувствовал, вышлаСветлана. Значит, Надюшка угомонилась и вкушает сладкий послеобеденный сон…Света подошла, стала в голове, помедлила — потом положила прохладную ладонь мнена лоб. Спросила:

— Плохо?

— Угу, — буркнул я. — Светка, я ничего не могусделать. Ничего. Как ты здесь держишься?

— Я в эту деревеньку с детства езжу, — сказалаСветлана. — Я дядю Колю еще нормальным помню. Молодой, веселый. На трактоременя, соплюху, катал. Трезвый. И песни пел. Представляешь?

— Раньше было лучше? — спросил я.

— Пили меньше, — кратко ответила Светлана. —Антон, а почему ты его не реморализовал? Я же чувствовала — уже собираешься, поСумраку дрожь прошла. Тут никаких дозорных нет… кроме тебя.

— Надолго собаке хвост? — грубо ответил я. —Извини… не с дяди Коли начинать надо.

— Не с дяди Коли, — согласилась Светлана. — Новмешательство в деятельность властных структур запрещено Договором. «Человекам— человеческое, Иным — иное…»

Я промолчал. Да, запрещено. Ибо это самыйпростой и верный способ направить человеческую массу к Добру или Злу. А значит— нарушение равновесия. Бывали в истории короли и президенты, принадлежащие кИным. И кончалось это такими войнами…

— Ты тут закиснешь, Антон… — сказала Светлана,гладя мне волосы. — Давай уедем в город.

— Надюшка же радуется, — возразил я. — Да и тыхотела еще неделю пожить, верно?

— Ты же мучаешься… А то езжай сам? В городетебе веселее будет.

— Можно подумать, что ты меня хочешьспровадить, — буркнул я. — Что у тебя тут любовник.

Светлана фыркнула:

— Хоть одну кандидатуру предложишь?

— Нет, — сказал я, поразмыслив. — Разве чтокто из дачников…

— У нас тут бабье царство, — отбиласьСветлана. — Либо одиночки, либо мужики вкалывают, а женщины детишек выгуливают…Кстати, Антон. Тут одна странность случилась…

— Ну? — насторожился я. Уж если Светланаговорит «странность»…

— Помнишь, вчера Анна Викторовна ко мнезаходила?

— Училка? — усмехнулся я. Анна Викторовна былатакой типичной «училкой», что ей только в «Ералаше» сниматься. — Она, вродекак, к маме твоей заходила.