Турку с так и не сваренным кофе пришлось отставить в сторонку.

Мадам Хендриксон всплеснула полными руками.

— Что ты! Они же ему не только шарниры или что там у него заменят. Они влезут в его мозги, где хранятся бесценные сведения по выращиванию орхидей.

Это была их любимая шутка. Как-то Энн услыхала в новостях по общественному телефору о том, что некий чудак поставил перед собой цель создать идеального светомеханического слугу. С тех пор у Марстона и его подруги появилась забавная привычка обсуждать, как они будут чинить своих лакеев, заменяя им шарниры, кривошипы, шестеренки и прочие запасные части. Вот и теперь, покуда хозяин магазина возился с чайником, они с гостьей с удовольствием перебрали «запчасти» своих слуг.

Кстати, чайник у Марстона был особенный — походный. Вода в нем закипала мгновенно. Не прошло и двух минут, как янтарный напиток, заваренный из чайного листа, выращенного на плоскогорьях Юга, был разлит по чашкам из тончайшего Возможно, без кавычек. Не знаю, что это и в каком контексте. Есть холодный фарфор, но чай из него не пьют. Была вскрыта коробка с пирогом. К чайному аромату добавился и запах свежей сдобы и черничной начинки. Наслаждаясь мгновением и вкусовыми изысками, Марстон подумал, что еще несколько таких чаепитий, и он сделает Энн предложение, которого та, несомненно, ждала от него, хотя и не подавала виду. Цветы, Ратуша, мэр с иридиевой цепью градоначальника на фрачной груди, свадебный марш Майкферсона и игристое вино в кругу немногих друзей.

Ради такого события, пожалуй, прилетит даже старый друг Себастиан, хотя тот не слишком любит посещать Западный Дистрикт, который кажется ему излишне чопорным и холодным. Себастиан Горн служил капитаном аэрожабля «Северная Заря», и Марстон был ему всегда рад. Раз в полгода он получал от своего летающего друга пространные, написанные витиеватым слогом многостраничные письма. Себастиан писал, что тоскует о тех благословенных временах, когда они с другом Фредом сиживали у костра в полярной пустыне, куда в те времена еще не добрались неутомимые строители мирового города, наперебой пересказывая уморительные, хотя уже изрядно длиннобородые анекдоты.

У друга Фреда были несколько иные воспоминания о той вынужденной робинзонаде. Они с Себастианом и его командой потерпели кораблекрушение, наткнувшись при посадке на торос высотою с Ратушу Полиглоба. Сигнал бедствия, посланный светотелеграфом, должен был достигнуть ближайшего обитаемого квартала только через два дня, а температура опускалась порой до сорока градусов по Абсолютной шкале. Для жизнерадостного капитана это было сродни бодрящей утренней прохладе, а Марстон, однако, жестоко страдал от холода. Светосилу, которой их снабжал единственный не пострадавший при аварии накопитель, они экономили, поэтому для обогрева использовали залежи местного каменного угля.

Вернее, не залежи, а громадные столбы, из которых уголь приходилось вырубать самодельной киркой. Да, посиделки у костра случались. И Себастиан на самом деле рассказывал другу Фреду бородатые анекдоты, чтобы отвлечь его от мрачного созерцания красного солнца, которое едва просвечивало сквозь ледяной туман и совсем не давало тепла. Воспоминание это было столь явственным, что на мгновение Марстону почудилось, будто ветер промерзшей пустыни проник в теплый кабинет. Он поневоле зябко передернул плечами и поспешно отхлебнул изрядный глоток восхитительно горячего чая.

— Что с тобой, милый? — ласково осведомилась мадам Хендриксон.

Марстон изумленно взглянул на нее, словно впервые увидел.

— Ты что-то спросила, Энни?

— О, я много чего хотела спросить, — отозвалась та, обиженно надув губки, — но ты, похоже, витал в облаках.

— Ты почти угадала, милая. Прости, пожалуйста, я кое о чем вспомнил.

— О чем же? — совсем уж неприветливо спросила мисс Хендриксон. — Уж не о пирамидке ли?

Это было так неожиданно, что Марстон поперхнулся чаем.

— Что-о?! — просипел он, едва прокашлявшись. — Откуда, Энни, ты знаешь о…

— Во имя Хранителя, Фред! — воскликнула она. — Да кто не знает о пирамидке Марстона?!

Марстон осторожно поставил на стол чашку с недопитым чаем, выпрямился, стараясь отодвинуться от стола.

— Я, например, — холодно произнес он и добавил: — Знаешь что, Энике-Бенике, пересядь в другое кресло. Мне нужно позвонить.

— Энике-Бенике? — фыркнула мисс Хендриксон, освобождая хозяйское кресло. — Что за дурацкое прозвище!

— Прости, — пробормотал Марстон, усаживаясь на свое место и пододвигая к себе лакированный ящичек телефора.

Он набрал номер, знакомый с детства. Трубку взял садовник.

— Усадьба мадам Хендриксон, — произнес он, подслеповато щуря потускневшие глазки в крохотное зеркало экрана со своей стороны. — Садовник Бартоломью Грегсон у аппарата. С кем имею честь?

— Бартоломью! — почти выкрикнул в трубку Марстон. — Это Марстон.

— Рад вас слышать, господин Марстон. Чем могу помочь?

— Скажи, Бартоломью, мадам дома?

— Да, — откликнулся тот. — Она в оранжерее. Пригласить к аппарату?

— Это точно, Бартоломью? — переспросил хозяин «ФУНКЕРОВ», понимая, что ранит самолюбие старого слуги. — Ты ничего не путаешь?!

— Не путаю, господин Марстон. Пригласить мадам Хендриксон?

— Не нужно. Благодарю, Бартоломью! Извини. — Марстон положил трубку, стараясь не смотреть гостье в глаза. — Это что, розыгрыш? — спросил он.

— Разумеется, милый! — откликнулась мадам Хендриксон. — Мы с Бартоломью решили над тобой подшутить.

— Допустим, — кивнул Марстон. — Допустим, ты, Энн, плохо разбираешься в психологии старых слуг и не знаешь, что они органически неспособны лгать, разыгрывать или шутить, тем более когда речь идет о господах, но тебе ли не знать своего детского прозвища Энике-Бенике, на которое ты перестала обижаться еще в старших классах гимназиума?

— А я и не обижаюсь, милый! — как ни в чем не бывало сказала она. — Просто сейчас оно показалось мне не слишком уместным.

— А мне показалось, что ты сегодня услыхала его впервые, — проговорил Марстон, пытаясь припомнить, где он последний раз видел свой импульсный лучемет Смита — в выдвижном ящике стола или в сейфе? Да и заряжен ли он?

Владелец «ФУНКЕРОВ И ДРУГИХ ДИКОВИН» почти не сомневался, что в облике мадам Хендриксон в магазин опять проник чужак, вот только не мог в толк взять, для чего. Зачем весь этот жуткий маскарад с переодеванием в чужую кожу?!

— Это не так, милый, — продолжала делать вид, что все в порядке, «мадам Хендриксон». — Впрочем, ты можешь мне не верить, но… надеюсь, мы сумеем обойтись без эксцессов?

«Если лучевик в ящике, — подумал Марстон, не обращая внимания на явственно прозвучавшее предостережение, — мы еще посмотрим, кто из нас веселее шутит».

— Давайте прекратим эту игру, мадам… не знаю, как вас там, — сказал он вслух. — Кем бы вы ни были, актриса из вас никудышная. Энн ни за что не пришла бы ко мне с пирогом в разгар торгового дня. И она никогда не называет меня «милым». А если и этих…