25 февраля мы тронулись в Иркутск, хотя нас предупредили, что дорога до Канска практически захвачена бунтовщиками. Около восьми часов вечера мы прибыли в штаб-квартиру генерала Афанасьева, который пришел ко мне в вагон и дал краткое описание ситуации. Силы противника насчитывали около 8 тысяч, а силы сторонников российского правительства – 3 тысячи. Небольшие отряды русских войск были рассредоточены вдоль железной дороги на расстояние около ста верст.

Было очень интересно услышать ясное объяснение относительно причины бунта и обнаружить, что основной пункт недовольства изложен в прокламациях самих бунтовщиков. Значительной частью этих оппонентов правительства оказались богатые крестьяне, которые уже владели землей, во многих случаях не уступавшей по площади всей территории графства Ратланд на 1917 год. Они получили ее по приказу Ленина и Троцкого, насильно отобрав землю, лошадей, дома, мебель, сани, повозки и т. д. у крупных землевладельцев, которые были вырезаны вместе с семьями теми же самыми крестьянами.

Еще одним важным элементом среди бунтовщиков были беглые узники старого режима, которые после освобождения большевиками ушли в леса, чтобы не быть пойманными заново. Это были, пожалуй, самые дикие варвары в мире. Их незаконно кормили и защищали те же самые богатые крестьяне, которые надеялись, во-первых, откупиться от их агрессии в отношении себя; во-вторых, обеспечить себе их помощь против чиновников нового правительства, назначенных, чтобы выяснить, каким образом эти крестьяне завладели землями и собственностью своих умерших соседей; и, в-третьих, дать этим богатым крестьянам возможность не платить налогов, не только тех, которые уже существовали на этих территориях, но и любых других, которые появятся в будущем. Об этом говорилось в их прокламациях, где утверждалось, что, поскольку революцию устроили люди, живущие в городах, несправедливо просить крестьян платить за ущерб, причиненный горожанами. Что это горожане воюют друг с другом, и, пока они не закончат свою свару, крестьяне не будут платить никаких налогов, а также что-нибудь делать, чтобы помочь правительству. И четвертое, это дьявольское партнерство позволило богатым крестьянам по тем же причинам сопротивляться мобилизации, объявленной правительством Колчака.

Как я уже отмечал, когда адмирал Колчак принял верховную власть, все другие правительства и генералы, включая генерала Деникина, поспешили признать свою подчиненность Омску, за исключением одного – полковника Семенова. Он, как было известно, получал регулярные субсидии от японцев, чтобы помогать им сопротивляться распространению власти адмирала в сторону Владивостока. Следуя их инструкциям и пользуясь их покровительством, Семенов отказался признать полномочия Омского правительства и выпустил ряд оскорбительных манифестов в адрес Верховного правителя. Крестьяне, жившие на западной стороне озера Байкал, ухватились за это и в своих прокламациях заявляли, что, поскольку полковник Семенов отменил действие приказов Колчака на восточной стороне Байкала, и его поддержал один из союзников, нет никаких причин, почему бы им не сделать то же самое на западной стороне озера. Это показывает, какое огромное влияние имела Япония, как на то, чтобы восстановить порядок, так и на то, чтобы сделать это невозможным. Вместе с Семеновым она снабдила бунтовщиков аргументами, которые они искали. Благодаря таким действиям Япония создала и расширила территорию анархии и сделала задачу своих союзников и Колчака куда более трудной, чем она могла бы быть.

Возможно, для крестьян было не самым логичным поступком взбунтоваться, но каждый, кто что-нибудь знает о России, поймет, что это полностью соответствовало ее психологии. Эти люди более невежественны, чем наши самые необразованные сельские труженики. Они владеют огромными участками земли, в большинстве случаев не уступающими по размеру крупным английским поместьям. Их образ жизни более отсталый, чем у нашего безземельного сельскохозяйственного рабочего. Их невежество огромно, их хитрости и жадности могут позавидовать армяне, которые открыто признаются, что в умении торговаться русский крестьянин с легкостью обставит еврея. Декрет советской власти о передаче крестьянам помещичьей земли и собственности стал козырной картой, которую разыграли Ленин и Троцкий, чтобы обеспечить себе нейтралитет провинции, пока они убивали и грабили собственников в городах. Эти люди, которые являются естественными врагами любого политического прогресса и социальных реформ, которые, казалось бы, должны оказывать стабилизирующее действие на бесплодный идеализм образованных классов, были слишком заняты грабежом своих соседей, чтобы как-нибудь влиять на основные события революции. Это богатое крестьянство с величайшей готовностью использовало в своих личных интересах революцию, принципы которой ему ненавистны, и теперь с таким же нежеланием относилось к тому, чтобы оказать малейшую помощь в восстановлении порядка.

Я с глубочайшим интересом читал эти документы, полностью опровергавшие английскую легенду о безземельном русском крестьянине, тоскующем о нескольких акрах земли.

Мы прибыли в Иркутск, где продолжили изучать ситуацию. Когда мы проезжали здесь несколько месяцев тому назад, тут был центр сибирской жизни, однако безразличие властей снова понизило его статус до третьеразрядного города.

Мне хотелось разузнать, как идут дела в румынской дивизии, находившейся под патронажем французов. 14 тысяч пехотинцев, не пригодных для отправки на фронт, были около шести недель назад привезены на одном из наших британских поездов и оставлены здесь. Я обнаружил, что местные русские военные власти ничего об этом не знали и с ними никто не консультировался. Они считали, что в этом районе проживает не более 3 тысяч румын, и это очень устраивало большевиков. Я постарался все выяснить по обычным английским каналам, но они пребывали в таком же неведении. Посещение русского железнодорожного управления выявило тот факт, что у какого-то французского офицера имелся подписанный приказ, согласно которому вагоны с винтовками оставались в Иркутске, поэтому 3 тысячи винтовок уже выгрузили, а остальные французы предлагали отправить в Томск, где они могли бы пригодиться для борьбы с сибирскими бандами, близкими к большевикам. Таковы были все факты – хотя, возможно, и не все, – но они безошибочно указывали на то, что английская помощь должна была поступать только в английские руки.

Русские офицеры начали восстанавливать свои былые привычки и по вечерам заполняли рестораны и другие места развлечений. Жизнь в городе становилась веселее. И очень мало кто думал о суровой борьбе, которую их полуодетые и полуголодные товарищи вели с силами анархии на Урале.

Британский консул Нэш любезно развлекал меня, а также полковника и мадам Франк, и оказывал мне общее содействие в организации конечного этапа моего задания. Он не слишком задумывался о моих целях, но все равно помогал.

Свою первую встречу в Иркутске я провел 4 марта в три часа дня в ремонтной мастерской. Там собралась большая толпа рабочих, мужчин и женщин. Русские женщины трудятся на железной дороге, выполняя такие работы, как уборка пассажирских и грузовых вагонов и расчистка снега и льда, и даже в ремонтных бригадах встречаются представительницы прекрасного пола.