государством, пришёл к вам королевским могуществом не для того, чтобы воевать или проливать вашу кровь! А дабы с Божьей помощью оборонить от всех недругов и избавить от конечного разорения! И вы, Можайского города всякие люди, встречая нас хлебом-солью, положили общему делу добрый почин! Наияснейший господарь Сигизмунд III милостиво принимает вас под защиту державы своей! И согласен дать на Московское царство королевича Владислава, уступая великим просьбам боярина Михаила Салтыкова и митрополита Филарета с товарищами! И быть ему на Руси, как прежние природные государи были! И править во всём, как и они правили!

Он закончил свою речь, взглянул на воеводу и стоявших с ним людей, предоставляя им возможность действовать дальше.

Жолкевский улыбнулся воводе и учтиво предложил ему сесть в свою карету:

– Иван Матвеевич, прошу, прошу сюда!

Он считал Бутурлина уже своим приятелем. Тот первым из воевод приехал к нему в Царёво Займище с челобитной о мирной сдаче города после Клушинского сражения. Он принял его, любезно выслушал, угостил напитками. Ещё молодой, неглупый и уже умудрённый жизнью воевода понравился ему.

С кавалькадой всадников его карета подъехала к воротам крепости и остановилась. Он вышел из неё, чтобы, по уже выработанной привычке, самому осмотреть крепостное сооружение, подошёл к глубокому рву подле каменной проезжей башни… Через ров был перекинут из брусчатки мост, а за ним тёмным провалом зияли ворота с поднятой решёткой. Окружённая валом и невысокой бревенчатой стеной, обмазанной глиной, крепость была похожа на обычный замок: большой, серый, какого-нибудь худородного феодала. Её можно было принять и за монастырь в глухом русском городишке, каких он насмотрелся под Псковом…

«Ещё в походах с Замойским», – подумал он.

– Станислав, пожалуй, удобнее места для ставки не найти, – прервал его воспоминания Парыцкий.

Жолкевский, у которого перед мысленным взором мелькнуло было лицо канцлера, его друга и покровителя, машинально кивнул головой:

– Да, да!.. Все свободны, устраивайтесь! – Затем он спохватился: – Да, панове! Учтите, будут жалобы горожан на ваших людей – буду наказывать, и строго!

Он сел в карету и въехал в ворота крепости. Карета прокатила с десяток саженей и остановилась подле воеводских хором. Он вышел из кареты. За ним из кареты вышел Бутурлин.

Жолкевский в это время внимательно рассматривал внутри крепость: её большой двор, застроенный жилыми избами. Над ними, в центре крепости, возвышался каменный храм. На другом же конце двора виднелась зелейная изба, а около съезжей стояли амбары.

– Пан гетман! – обратился Бутурлин к Жолкевскому. – Ты не будешь знать нужды в стенах этого города! Посадские и всякие приказные без лиха примут, как желанного гостя, если пришёл оберегать от сицевых воров и шкоды гулящих!

Жолкевский улыбнулся, поблагодарил его за это доверие, попрощался с ним. Он прошёл в воеводскую избу, отведённую ему под ставку, и облегчённо вздохнул, уже устав от надоедливых хозяев.

А в это время за воротами крепости уже вовсю шло устройство полков. Григорий Валуев разместился с войском в походных палатках около Васильевской слободы, близ устья Можайки. Заруцкий с донскими казаками получил от квартирмейстеров гетмана место подле Алексеевской слободы. В походе его казаки сторонились даточных и стрельцов Валуева, не доверяли им, поэтому расположились и сейчас подальше от них. Отдельно встал и Урусов. Рядом с ним устроился Ураз-Мухаммед с касимовцами: они раскинули шатры вдали от стен города. Наёмники же полковника Линке выпросили себе место ближе к гетманским ротам.

На следующий день в ставку к Жолкевскому явился ротмистр Борковский.

– Пан гетман, к вашей милости добивается на приём поручик моей роты Маржерет, – доложил тот ему.

– А-а, этот ваш француз?!

– Да, пан гетман! Он служил государю Борису, потом царю Димитрию. Он просит выслушать его по личному делу. Под Клушино он показал себя с самой лучшей стороны. Редкий удалец! Среди наших равным ему будет разве что Лисовский.

Жолкевский вспомнил уже немолодого, подвижного, крепкого телосложением человека, каким он увидел Маржерета в битве под Клушино. Тогда он мотался со своей ротой с правого крыла, от Зборовского, на другое крыло, в полк Струся, пятигорцы которого топтались на месте и никак не могли выбить шведов из укреплений. И дважды он столкнулся с тем самым поручиком, запомнил броское выразительное лицо с живыми светлыми глазами.

– Хорошо, я приму его.

Ротмистр вышел от него, и тут же в комнату вошёл Маржерет, молодцевато вытянулся: «Доброго здравия, пан гетман!»

– Проходите, поручик, – пригласил его Жолкевский. – Я слушаю вас.

– Ваша милость, как вы знаете, я долго служил при московском дворе. И у меня остались там добрые приятели. Искренне желаю быть полезным вашей милости: в чём сочтёте нужным, – кивком головы выразил Маржерет полную готовность служить ему.

Ещё до Клушинской битвы Жолкевский начал засылать в Москву своих агентов. Но то были мелкие сошки. А ему нужен был человек, хорошо известный наверху, в среде бояр. На русских же, которые шли с ним в войске, он не полагался в тайных делах. Правда, в Москву отъехал из-под Смоленска Михаил Салтыков с особым поручением Сигизмунда. О чём его осведомили письмом из королевской канцелярии. Но то был человек короля. Ему же нужен был свой, для переписки с Мстиславским. Маржерет подходил для этого как нельзя лучше. Мысль использовать его появилась у него раньше. Но он выжидал, чтобы тот первым сделал шаг.

– Хорошо, поручик. Я подумаю о вашем предложении, – ответил он, намереваясь испытать его.

Глава 8

Григорий Волконский

Поражение под Клушино повергло Василия Шуйского в такой шок, что он несколько дней не показывался на людях. Ожил и снова засуетился он, когда дьяки донесли ему, что пришли крымцы и стали табором на берегах Оки, под Серпуховом. Злой и с какой-то сумасшедшинкой в глазах, он уже цеплялся за всё, чтобы выкарабкаться из положения, в какое угодил по вине своего брата. И он велел немедля послать крымцам дары, подвигнуть их выступить против самозванца и Жолкевского.

А дьяки подсказали ему отправить туда, к крымцам, князя Григория Волконского: тот-де известен Крыму по прошлому…

– Да отрядите с ним крепкого воеводу! – разозлился Шуйский на то, что дьяки не могут решить без него даже это.

– Может быть, Пожарского? – робко предложил Буйносов, последнее время торчавший всегда в его государевой комнате.

Шуйский махнул рукой: а, мол, всё равно…

Вот так князь Дмитрий Пожарский оказался в одной связке с Волконским. И уже через день они были далеко от Москвы…

– Шишка!

– Здесь я, Дмитрий Михайлович! – откликнулся из подлеска голос, и к Пожарскому подбежал стрелецкий сотник, средних лет малый с задубевшим на ветру и солнце лицом.

– Поднимай людей, пора!

Сотник молча кивнул