Ксюша с сыном на руках встала с кровати, намереваясь подойти к плите, чтобы убавить мощность конфорки, однако Влад преградил ей путь. Выпрямившись во весь рост почти одновременно с ней, он без слов, уверенным движением забрал у нее Дениса. Причем сделал это так, что ребенок даже не понял, как очутился на руках не у мамы. Сообразив, что его держит незнакомый человек, Денис завертел головой в поисках Ксении, забеспокоился. Увидев ее, тут же потянулся к ней, сопровождая все движения пока еще тихим хныканьем.

– Эй, сынок, ну ты чего? – играючи, слегка встряхнул малыша отец. Отвлекая ребенка, пошел в дальнюю часть комнаты, насколько это было возможно. – Мужики же не плачут, а ты мужик. Ведь мужик же?

И Денис, засунув пухлый палец в рот, с серьезным видом принялся изучать отца, совершенно позабыв о том, что собирался плакать.

А Влад верил и не верил своему счастью. Аккуратно придерживая сына за спинку, он возвращал тому лучистый взгляд, довольную улыбку. Приблизив к себе головку Дениса, мужчина с наслаждением вдохнул в себя несравнимый ни с чем молочный запах ребенка. Закрыл от удовольствия глаза, да так и замер. Время для него остановилось. Никого больше не было в комнате – только он и сын. И комнаты самой больше не было, как и не было стен тюрьмы. Весь мир отдалился, растворился, исчез, осталась только приятная тяжесть в руках, тепло детского тельца и мягкие пушистые волосики, щекочущие лицо.

Снова звякнула крышка кастрюли, разбивая безмятежность и блаженство момента, но ни бывшему оперу, ни девушке было не до нее. Во все глаза Ксения наблюдала за Демидовым, готовая при малейшем же намеке со стороны сына закатить истерику отобрать его у отца. К тому же ее переполняли не совсем понятные ей чувства – противоречивые, сильные, не поддающиеся здравому смыслу. Тут и гордость за собственное «произведение», волнение из-за того, что нечаянным, неуклюжим движением Влад может причинить Денису вред и смутное нежелание того, чтобы Демидов вообще трогал ребенка.

– Что с обедом у нас? – не выпуская сына из рук, напомнил Влад.

Ксюша снова захлопотала вокруг компактного, как и вся остальная мебель в комнате, стола, практически ежеминутно поглядывая в сторону сына.

Можно было сказать, что знакомство отца и сына состоялось удачно. Влад что-то негромко нашептывал Денису, тот в ответ оживленно гулил. До конца дня мужчина не спускал сына с рук, позволяя Ксении забирать его только для кормления. Да и то, в эти минуты неотступно находился рядом, даже курить не ходил.

Та же самая картина наблюдалась и в последующие дни. Поначалу девушка стеснялась Влада. Во время кормления Дениска часто отвлекался на отца, и она старалась по возможности прикрыть оголенную грудь. Мужчина же, казалось, не замечал ее смущения, как и не заметил нерешительности, когда пришло время впервые укладываться спать. Кровать в комнате была одна, двуспальная. Одной стороной она была придвинута к стенке, и Влад, резонно рассудив, что с маленьким ребенком маме придется не единожды вставать за ночь, уступил место с краю кровати Ксении. Денис все три ночи проспал посередине между родителями.

Ксюша думала, что вообще не сможет заснуть в одной постели с Владом, на расстоянии вытянутой руки, но стоило ей только приклонить голову на подушку, как ее моментально сморил сон. Не знала она, что это Демидов мучился бессонницей все ночи. Привыкший за годы работы в ментовке к ненормированному рабочему дню организм безропотно мобилизовал все силы, чтобы дать хозяину максимально насладиться близостью с семьей.

Грешно было тратить драгоценные, быстро тающие минуты и секунды на сон, поэтому Влад по полночи сидел рядом с Ксенией и Денисом, стараясь запечатлеть каждую черточку в памяти. Пожалел даже, что так легко сдался и отступил от нее, но и силой заставлять ее не хотел. Бесполезно. Десятки раз повторил про себя народную мудрость: «Насильно мил не будешь», а следом свои же собственные слова: «Не жена, так не жена… Живи, как знаешь». Раз произнес это вслух, значит, так и будет. Раз дал слово, нужно держать.

Вот и держал, стиснув зубы. Чувствуя, как от желания прикоснуться к девушке, приникнуть губами к ее ароматной, нежной коже, стиснуть ее в крепких объятиях, вновь познать сладость единения с ней просто «сносит крышу», «ломает» и калечит морально.

Один раз чуть было не сорвался. Навис над ней. Уже готов был ловить ее дыхание, чтобы дальше дышать с ней в унисон, одним воздухом, но сумел остановиться в последний момент. Представил только, что она проснется, забьется под ним в безнадежной, отчаянной попытке вырваться, и лишь еще больше разожжет его желание, доведет его до такой степени, что ему станет все равно и «тормоза откажут». А ведь рядом сын…

Поэтому Влад с горечью окинул взглядом разметавшиеся по подушке волосы Ксю, ее длинные ресницы, полураскрытые манящие губы. Футболка на ней задралась, перекрутилась, словно специально выставив напоказ и призывно белеющий в темноте живот, и не менее желанные округлости груди. Скрипнув зубами, понимая, что еще чуть-чуть и рассудок окончательно помутнеет, мужчина осторожно перебрался через нее, отправился в санитарную комнату, чтобы хотя бы умыться холодной водой, привести себя в чувство.

Да, он обещал. Да, он отпустил ее, мол, делай выбор сама, но его обещания и решения – это и палка о двух концах. Не приедет она больше к нему, и заставлять ее ни у кого не будет права, только и он сына теперь увидит нескоро, через несколько лет. ***! Неизвестно, какую «легенду» придумает Ксю, чтобы оправдать перед сыном вынужденное отсутствие отца. Скорее всего, представит все так, словно и не было никогда его, Влада, в их жизни. Она уже живет так.

Долго он думал об этом, все оставшееся время. Больше не заговаривал о своих чувствах, не выпрашивал даже крошечной надежды. Видел, что Ксения постепенно успокоилась, перестала ждать подвоха. Но последнее слово все-таки должно было остаться за ним. Перед самым уходом, когда за порогом уже ждал конвойный, Влад, поцеловав напоследок сына, прощаясь с Ксенией, произнес:

– Можешь жить как хочешь. Тебя никто не будет заставлять ждать меня, – болезненная усмешка исказила его лицо, но он совладал с собой. – Сойдешься ты с кем-нибудь или замуж выйдешь, твое дело… Но помни… я выйду… и я приду за сыном… Он будет жить со мной.

Ксения просто задохнулась от неожиданности. Подумала, что ослышалась или не так поняла Влада, поэтому в первое мгновение молча, растерянно смотрела вслед удаляющимся по коридору мужчинам. А в голове колоколом били последние слова Демидова, жестоко разгоняя призрачное успокоение предыдущих двух дней и обнажая суровую реальность.

– Когда я выйду, я приду за сыном. Он будет жить со мной, – это не просто слова, это не просто обещание, это реальная угроза. Угроза ее спокойной жизни с сыном. И оттого что сказаны они были тихим, будничным тоном они не становились менее жуткими, зловещими, наоборот… Теперь она Владу больше не нужна, ему нужен только сын; а бывший опер, Ксения знала, слов на ветер не бросал никогда.

Шаги Влада стихли в отдалении, а вот его голос остался. Он продолжал витать в воздухе, звучал в голове девушки, проникал под кожу, играл на натянутых как струны нервах.