Колосов глянул на часы — время хоть и вечернее, но детское. Из трех возможных вариантов, как убить этот день до полного его конца, надо было выбирать наиболее удачный: либо ехать домой спать, либо позвонить закадычному корешку и расслабиться в хорошей мужской компании, либо.., продолжать играть робота-полицейского — то есть звонить в главк и снова… Никита вздохнул и принял соломоново решение. Первый звонок он сделал действительно в главк тем из коллег, кто томился на дежурстве, а второй — старинному своему корешку Николаю Свидерко — в прошлом старшему оперуполномоченному отдела по раскрытию убийств и преступлений против личности МУРа, а ныне — начальнику РУВД Северного речного порта.

Кого-кого, а Кольку Свидерко с некоторых пор можно было застать в рабочем кабинете хоть в полночь… Он недавно развелся со второй женой, и они меняли квартиру на Юго-Западе. Обмен грозил затянуться на десятилетия.

Свидерко звонку оказался мрачно рад, изрек свое традиционное: "Ну, что, дышите еще там? Ишь, ты…

А мы тут на хрен…"

РУВД располагалось на задворках одного из корпусов" некогда знаменитого на весь Союз завода по производству полимеров. Найти здание в лабиринте ангаров, корпусов, ремонтных мастерских, ТОО и АО, снимающих на территории бездействующего предприятия помещения, было очень непросто. «Скрываемся от заявителя, ховаемся, — довольно хвалился Свидерко. — Походит-походит какая-нибудь зануда, поищет-поищет, плюнет и отвалит». В его кабинете на втором этаже горел свет. Колосов уже с порога уяснил: с разъездом у Свидерко еще и конь не валялся. Об этом красноречиво свидетельствовала старая раскладушка, заткнутая за сейф, дежурная шинель, позаимствованная у коменданта вместо походного одеяла, и гитара семиструнная, верная подруга жизни, с которой Коля Свидерко в отличие от других своих сердечных зазноб — жен, девиц, вдов, журналисток, домохозяек, медсестер, продавщиц, учительниц младших классов, красавиц следователей прокуратуры и юных черноглазых адвокатесс не расставался никогда.

Они встретились так, как и полагается товарищам по оружию после недолгой, но крутой разлуки. Водка у Свидерко всегда была особая — «полтинник», не в сорок, а в пятьдесят градусов. Ее присылали соратники по кавказской командировке из спецназа УВД Великих Лук. Старому своему другу Никита и рассказал о том, что сосало его сердце, как черная гадюка, — о смерти Лильнякова-Яузы, потери, которую, видимо, так никто особо и не собирался оплакивать.

В принципе это была служебная тайна, но Колосов открыл ее своему другу, потому что Свидерко был единственным из москвичей, которому начальник областного отдела убийств верил, как самому себе.

Потому что они съели с этим муровцем пуд соли и не раз в самых разных ситуациях выручали друг друга, ставя на карту не только служебные показатели, но и жизнь. Он рассказал это Свидерко еще и потому, что улица Флотская, где находился бар, в котором гремели автоматные очереди, пусть и не находилась в прямой территориальной юрисдикции РУВД Северного порта, но все же непосредственно с этой территорией граничила. И личный состав РУВД, как и прочие столичные подразделения, был подключен к уже сутки действующему по этому делу плану «Аврал».

Исповедь преследовала и еще одну цель, быть может, самую главную. Никита не желал себе в этом признаваться, но с годами это становилось правдой: даже близких своих друзей он порой навещал не из одной только радости узреть их родные и честные лица. Чаще всего он рассматривал их просто как людей, полезных в той или иной ситуации. Свидерко в данную минуту был полезен ему тем, что хотя по убийству на Флотской он и располагал только той информацией, которую спустили по подразделениям в куцей телефонограмме, но ему как начальнику криминальной милиции районного управления была известна одна немаловажная подробность. А именно: дата проведения широкомасштабной оперативно-поисковой операции, в которую спешно введенный план «Аврал» включался теперь чисто автоматически.

А все это вместе означало, что в самом ближайшем времени проверке и чистке в столице подвергнутся многие «места концентрации криминального элемента и лиц, ведущих антиобщественный образ жизни».

И эта вселенская чистка была сейчас Колосову как нельзя более на руку.

— У меня тут пять адресов, — объявил он Свидерко, когда они обсудили складывающуюся ситуацию. — Как они ко мне попали — не суть важно, но… — На секунду он запнулся — доморощенный шифр Яузы оказался банальнейшим сокращением гласных. Умелец-криптолог перевел текст записной книжки Лильнякова на нормальный язык, и это действительно оказались адреса: улицы и номера домов, по которым, как уже выяснили оперативники, располагались массажный кабинет, сауна и солярий, объединенные под одной крышей общим названием «Нирвана», кабаре-бар «Тысяча и одна ночь», бар «Фламинго-Гранде», ТОО по продаже изделий из пластмассы и скромный копировальный центр на углу Петрозаводской и Фестивальной улиц в районе метро «Речной вокзал».

Адреса эти, отмеченные по какой-то (пока весьма туманной) причине Яузой, находились в Северо-Западном округе, и четыре из них (кроме ТОО) — в непосредственной территориальной юрисдикции начальника криминальной милиции Николая Свидерко.

Все это называлось — загребать жар чужими руками. Но сам Свидерко столько раз загребал этот самый жар руками коллег из параллельной областной структуры, что отказать Колосову у него просто язык не повернулся.

— Включим в общий список. Шуранем за милую душу, — покладисто решил он. — А какие-то иные версии гибели этого придурка (так он именовал бедного Яузу) у тебя есть в запасе? Или ты думаешь, что это только с его непосредственным заданием связано?

Колосов ответил честно: думать об этом — у него голова пухнет. Но все три составляющих — задание Яузы по розыску Консультантова, происшествие на двадцать третьем километре и расстрел в баре на Флотской улице имеют одно вроде бы зыбкое, но все же связующее звено — пули от пистолета «ТТ», изъятые с мест происшествий. Правда, окончательного вывода баллистической экспертизы пока нет, и говорить об идентичности оружия еще не время…

— Поступили твои выводы, — Свидерко буркнул это тоном старшего товарища по оружию, — сегодня после обеда ориентировку спустили. Сейчас в дежурке на компьютере глянем.

Он связался с дежурным, но тот был занят приемом каких-то возбужденных граждан, обратившихся ночью в милицию, и просил подождать минут десять.

— Если рассуждать логически, то этому вашему Клинике нет никакого резона убирать твоего человека, — Свидерко пожал плечами, — даже если он его и раскусил. Зачем кровянку-то на себя брать? Он что, в бегах, что ли, скрывается от следствия и суда, чтобы мочить каждого, кто его засек? Даже если это ваше дорожное убийство его рук дело, улик-то все равно прямых на него нет. А Клиника не дурак и не молокосос, чтобы этого не понимать. Пока еще каша сварится, да и сварится ли вообще… Зачем же тогда так глупо светиться на Флотской? Подымать весь этот хай? И потом, столько шума, грома, два этих хмыря, две пушки — ну, прямо Марио Пьюзо, в натуре, с Бродвея. И для чего? Чтобы пришить этого твоего пустельгу? Это знаешь ли, супердорогое удовольствие — два лба, два «ствола» нанять. Придурок этот сам того не стоит, сколько за его смерть заплатить потом придется, за всю эту вашу, на хрен, вендетту…