— Каждый раз вы придумаете что-нибудь новое. И это ваше дело, только не лезьте с вашими фантазиями к нам, ученым. Дайте спокойно работать и делать жизнь людей лучше.

Покровский поднял руки над головой и зааплодировал.

— Ученый заговорил о высоком, — Покровский изобразил пальцами двух рук кавычки. — А не по вашей ли вине пол мира в руинах лежит?

— Мы не развязывали войн.

— Как всегда не видите дальше своих интегралов. Ваш хваленный ядерный синтез. Ага, свободная энергия. Все будут счастливы, все будет бесплатно, — Покровский пропел последние слова, подняв голову в потолок. — Помним мы эти речушки и счастливые лица вам подобных в белых халатах.

Ричард Пател внимательно дослушал и продолжил:

— Через двадцать лет глобальное потепление сделало бы Сибирь не пригодной для жизни. Еще пятьдесят лет и жилая зона сократилась бы втрое, а через сто, загнала бы человечество под землю. Нейтральный синтез позволил сохранить планету для потомков.

Покровский ехидно кивнул.

— Сохранить для потомков… Только их скоро некому будет рожать. Пока нефть кормила весь мир, все было хорошо. Худо-бедно жили. А сейчас что? Целые народы вымирают.

— Эволюционный процесс продолжается, как и закон естественного отбора.

— Пускай подыхают слабейшие? — воскликнул Покровский.

— Люди гибнут из-за сумасшедших правителей, которых от собственной невежественности сами и поддерживают.

— Расскажите это детям Кореи, Индии, Японии. Расскажите это Наке, наконец.

Покровский указал в сторону выхода. Нака была там и с ужасом наблюдала за происходящим.

— Скажите это тем, кто сгорел в ядерном пепле, кто умирает от лучевой болезни. Африка снова вернулась в каменный век, людей открыто продают на рынках чтобы сожрать. Как долго страны смогуть платить нищенские пособия? Люди же первыми придут сажать вас на колья, потому что знают кто виноват, — Покровский тыкал пальцем в доктора Патела. — Бог создал Землю, чтобы мы пользовались ее дарами. Они давали нашим предками работу и еду. А вы решили вмешаться и разрушить замысел, и вот расплата.

Покровский окончательно сорвался на крик.

— Так, хватит, — вмешался командир Стивенсон, встав между ними. — Мы не для того здесь, чтобы обвинять друг друга в том, в чем нет нашей вины.

— Икона принадлежала моему другу. Он погиб здесь, на станции.

— Да, я знаю, — сказал командир Стивенсон с сочувствием.

Все замолчали.

— Я хотел сказать это завтра, но… — заговорил Стивенсон. — Несколько часов назад произошел коронарный выброс. Солнечный ветер достигнет нас через пятьдесят два часа. Завтра прошу отложить все дела и готовиться к перемещению в капсулу.

— Первая категория мощности. Самая слабая. Щит выдержит, — сказал Покровский.

— Мы не будем нарушать инструкцию и переждем в капсуле, — сказал Стивенсон.

В его голосе чувствовалась усталость, словно он сам отыграл концерт.

— Ты же, кэп, — Покровский откланялся и покинул модуль.

В эту ночь Молчанову приснился дед. Они играли в шахматы, и Молчанов проиграл. Как всегда.

* * *

«Ты смотрел фотографии, что я прислал? Снял из окна электропоезда» — спросил Макс.

Молчанов еще раз взглянул на фотографии. Через стекло, залитое подтеками воды виднелись огни ночной Москвы. Сверху бороздились налитые облака, сквозь которые узкими полосками пробивались лучи утреннего солнца. При грозе запрещено транслировать небесные проекции, и это единственная возможность для горожан насладиться естеством природы.

— Запах дождя почудился, — сказал Молчанов улыбнувшись.

«Так надень очки, настрой погоду и наслаждайся сколько влезет».

Молчанов вдруг вспомнил запрограммированную Светой стихию в парке и его передернуло.

— Обмануть можно органы чувств, но разум знает правду.

«С каких пор ты стал таким ханжой?»

— Многое переосмысливается здесь.

Молчанов приблизился к закрытой капсуле, которая располагалась на самом видном месте в лаборатории. Он проверил температуру и состав воздуха внутри. Открыв журнал, посвященный карцикулам, он внес новую запись, отметив усиление роста микроорганизмов.

«Мой папаша теперь удумал выжить меня из НАСА».

— Если бы я тебя не знал, то посоветовал держать язык за зубами, но ты же не послушаешь.

«Вот этого не надо. Я то не виноват».

— Твой отец желает тебе добра. Другого варианта не может быть. Сделай шаг ему навстречу. Кто знает, что будет завтра.

«Хватит уже о нем. Я хотел поговорить с тобой о другом. Это касается твоего запроса программы марсохода Террос».

Макс рассказал, как пытался получить доступ к программе марсохода, рассказал о запрете доступа и о том, как Бруно помог ему разузнать подробности.

«Джейсон Грейс, Судзуми Акияма. Тебе говорят эти имена о чем-нибудь?»

— Я знаю Грейса. Он проектировщик по механической части. А вот Акияма. Что-то не могу о таком вспомнить.

«Судзуми Акияма, ядерщик, работал с Ричардом Пателом над проектом термобомбы».

— Почему ты вообще заговорил о них?

«Кроме Маккензи они тоже имеют доступ к программе марсохода Террос. И оба больше не работают в НАСА».

— Нет, Джейсон Грейс точно должен работать. Я видел его во время подготовки в Хьюстоне.

«Джейсон Грейс за неделю до старта выиграл в лотерею кучу денег и укатил в неизвестном направлении. Судзуми уволился год назад и с тех пор тоже ни весточки. Официально уволился по истечению временного контракта. Но я кое-что выяснил. Контракт с ним был перезаключен на пять лет. В нем значилось условие, что в случае досрочного расторжения, он должен получить огромную компенсацию».

— Не вижу в этом ничего странного. Много достойных людей уволилось из НАСА в последние годы.

«Но ни у кого не было таких вкусных условий».

— Наверное, он это заслужил.

«Брехня. Маккензи заплатил ему за молчание. И я уверен, что Джейсону Грейсу тоже».

— К чему ты вообще клонишь?

«В программе марсохода что-то не так, ну проблемы какие-то, я не знаю точно. И Маккензи пытается это скрыть».

— В каждой такой системе есть секретные разработки. В Ное до сих пор половина технической документации засекречена.

«Нет. Здесь что-то другое. Я уверен».

— Мне кажется ты выдаешь желаемое за действительное.

«А если я скажу, что доступ имел еще один человек. Чарли Хэнлон».

— Номер первый?

«Не находишь это подозрительным?»