прекраснее, погружаясь в «тягостные думы о любви»770, то же самое происходит с героиней новеллы «Покинутая женщина» госпожой де Босеан: «мысль одухотворяла»771 ее лицо. Сила, идущая изнутри, как будто пробивается наружу. Овальные формы на картинах художников тех времен будто «испускают лучи»: посмотрите на «Даму с жемчужиной» Камиля Коро772, на «Девушек на берегу Сены» Курбе773 и особенно на «Портрет мадам Кайар» Ари Шеффера, хранящийся в Малом дворце, в Париже774.

Со зрителем также происходят изменения: причем не столько с его чувствами, обращаться к которым научились уже в эпоху Просвещения775, сколько с его сознанием, которое может трансформироваться под воздействием красоты. Подобная метаморфоза происходит с Феликсом де Ванденесом, увидевшим госпожу де Морсоф: «Новая душа, душа с радужными крыльями, пробудилась во мне, разбив свою оболочку»776. Через этот опыт Феликс познает себя. Так же, как Жюльен Сорель, повстречавший госпожу де Реналь: «Ее скромная, трогательная красота и вместе с тем одухотворенная мыслью, – чего не встретишь у простолюдинки, – словно пробудила в Жюльене какое-то свойство души, которого он в себе не подозревал»777. Столкновение человека с прекрасным связывается теперь не с божественным откровением, как в XVI веке, не с чувственным опытом, как в XVIII веке, но с познанием самого себя: открытием своего внутреннего мира, внезапно расширившегося под воздействием красоты778. Существовавшее ранее понятие «возвышенного» (sublime), обозначавшее благородную и величественную красоту, в XIX веке переосмысляется в «психологическом ключе»: теперь с этим понятием связывают расширение внутреннего пространства, «возвышение» собственного «я» через зародившееся в глубине души чувство.

Культура XIX столетия полнее, чем когда-либо, открывает человеку самого себя, значительно приблизив уровень самопознания к современному. С этим связано возобновление практики ведения дневника, пробуждение интереса к анализу сознания, преобладание в литературе письма от первого лица779. Романтическая чувствительность, вобрав в себя столетнее созревание человеческого самопознания и опыт взаимодействия человека с обществом, исследует «внутренний мир»780 на новом уровне.

Похвала косметике

Задумчивый и мечтательный вид лицу можно было придать также с помощью специальных средств. К стремлению скорректировать цвет лица, сделать его светлее в обществе начала XIX века стали относиться благосклоннее, что предоставило возможности для утверждения свободы выбора. В самом деле, не должно ли «демократизированное» общество позволить каждому распоряжаться собой свободнее, чем раньше? Подобные идеи излагались главным образом в модных журналах, число которых росло в период Реставрации и Июльской монархии781. Вот что говорит об этом Дельфина де Жирарден в своих очерках, публиковавшихся в газете «Пресса» (La Presse) с 1836 по 1848 год: существует красота «невольная»782 и «рукотворная», то есть «сотворенная обществом»783, созданная умело и искусно. Искусственную красоту предпочитали красоте естественной, считавшейся чересчур непосредственной и произвольной: «Лицо той женщины, которая мечтает стать красавицей, куда приятнее, чем лицо той, которая красива невольно и бездумно»784. Рассматривая женщин, прогуливающихся по бульварам и заглядывающих в модные лавки Парижа времен Июльской монархии, наблюдая всевозможные модные орудия обольщения, госпожа де Жирарден вынуждена признать: «Налицо прогресс в области красоты»785. Слово «кокетство», прежде имевшее сомнительную репутацию, реабилитировано. Отныне считается, что умение кокетничать усиливает женское обаяние, «придавая очарование красавицам, отличающимся самым суровым нравом»786, и «тонкий аромат» туалетам. Наконец, именно кокетство избавляет от монотонности, поскольку ему под силу «разнообразить блаженство»787, хотя прежде откровенное желание нравиться считалось глупостью и излишеством788. В середине XIX века со страниц издания «Газета для всех» (Journal pour tous) звучит демократический призыв: работайте над собой. Отныне каждый волен менять себя по своему усмотрению: «Мы живем в свободном обществе, и это значит, что каждая женщина сама несет ответственность за свою красоту; теперь у нас нет оправдания…»789

Это высказывание крайне важно, поскольку свидетельствует не только о легитимации рукотворной красоты, но также о возвращении к идее образца для подражания. Отныне идеал – не данность, но цель, которую необходимо достигнуть. Идеал можно «сотворить». Именно об этом пишет Теофиль Готье, комментируя работы Поля Гаварни: наши «фигуры поддаются изменению»790. Эту же идею развивает Бодлер в сборнике статей «Эстетические достопримечательности»: красота зависит от «эпохи, моды, норм поведения, страстей»791. Личная инициатива, «актуальные тенденции»792, условности способны изменить все. «Тонкие различия в обычаях и нравах влияют на суждения о прекрасном»793, – утверждается в «Современной энциклопедии» уже в первой трети XIX века. История «продолжает твориться»794 и после Французской революции. Революция стала потрясением, показавшим, что связь времен может разрываться, а это, в свою очередь, облегчило отказ от эстетических установок прошлого, господствующих образцов.

Неслучайно с 1859 года Бодлер систематически использует новое слово – «макияж»795, выдвигая на первый план таинственную силу косметики, связывая ее применение со спектаклем, искусством. Например, женщины на картинах Константена Гиса изображены в характерной, узнаваемой манере: с подведенными в форме арки глазами, синим оттенком на веках, яркими губами796. Все эти женщины стремятся придать гармонию чертам лица, обыгрывая с помощью косметики их цвет и форму, все они выставляют напоказ искусственную красоту: «Темная рамка делает глаз более глубоким и загадочным, она превращает его в подобие окна, распахнутого в бесконечность. Румянец, играющий на скулах, подчеркивает ясность зрачков и добавляет к красоте женского лица таинственность и страстность жрицы»797. Появляются новые техники подводки глаз, иногда их форму удлиняют с помощью тонких «линий, нарисованных сурьмяной краской»798. Косметических субстанций становится больше, в текстах упоминаются самые разнообразные инструменты: от «щеток для головы»799 до зубных щеток. Вместе с тем изменяются форма и содержание высказываний о косметике. Считается, что макияж помогает расширить границы возможного: не только скорректировать недостатки внешности, но раскрыть, подчеркнуть и тем самым усилить природное «очарование». Такая красота, достигаемая долгими поисками, размышлениями и работой над внешностью, венчает, по мнению Бодлера, ту «современную красоту, которая проявляется с помощью ухищрений косметики и моды»800. Более того, такая красота есть главная примета современности, вынуждающей каждого «изобретать самого себя»801.

Константен Гис. Стоящая женщина. Ок. 1870-1875. Чикагский институт искусств

На протяжении XIX века увеличиваются масштабы потребления косметики, что прослеживается по каталогам парфюмеров. Так, в каталоге Пьер-Гийома Диссе и Луи-Туссена Пивера в парфюмерном магазине «Королева цветов» (La reine des fleurs) на улице Сен-Мартен в Париже около 1830 года предлагались разнообразные виды