цифры и измерения. Развитие химии повлияло на косметические продукты, создав новые возможности подчеркнуть индивидуальность облика.

Торговля как средство социальной дифференциации

Активная коммерциализация косметики во второй половине XVIII века усиливает этот эффект: становится меньше кустарных производств и больше ремесленных – со своим набором продукции и своим рынком. Уходят в прошлое «самодельные» помады, изготовлявшиеся тайком на дому, как это описано у Мольера в «Смешных жеманницах»673. Отныне составленные Лемери или Боме фармакопеи, где, помимо прочего, дается рецептура румян и белил674, предназначаются исключительно для аптекарей и парфюмеров. В торговле косметическими продуктами устанавливается иерархия. Складывается институт посредников и подрядчиков, общеупотребительные средства продаются вразнос: пудра для париков, мази для рук. На примере супругов Руйе, парфюмеров и владельцев модной лавки в Версале, обанкротившихся в 1776 году, видно, какие относительно законные механизмы перепродажи косметики сложились вокруг крупного парфюмера и каков их социальный охват: самыми значительными распространителями косметики и духов по поручению семьи Руйе были «модные торговки», «дамские парикмахеры», «парикмахерши», «горничные», «модистки», «портнихи», «закройщицы»675. Владельцы небольших магазинов, представители смежных профессий, частные предприниматели снабжают косметической продукцией самые разные социальные слои. Важную роль играет прислуга, покупающая косметику для хозяина, перенимающая обычаи ее использования и делящаяся информацией со своим окружением; как показал Даниэль Рош на примере одежды, на закате Старого режима прислуга была не только культурным посредником, но и экономическим агентом, влияющим на масштабы потребления676.

Качество румян являлось важным «показателем общественного положения и благосостояния»677. Если в начале века выбор румян в лавках был невелик, то несколько десятилетий спустя покупатель мог подобрать себе румяна не только по цвету, но и по цене: «высшего качества», «высокого качества», «обычные», «простые» и прочие разновидности этого популярного средства, цена на которое колебалась от 80 ливров до 30 су за баночку678. Подтверждение этому находим у Луи-Себастьяна Мерсье в его описании Парижа 1780‐х годов: «страшные любовницы мясников, присев на каменный столбик, мажут щеки румянами кроваво-красного цвета; беспечные куртизанки в Пале-Руаяль предпочитают оттенять лицо розовым. <…> Придворные дамы, играющие по-крупному, отдают по луидору за банку, благородные дамы – по 6 франков, куртизанки – по 12, а мещанки пользуются румянами неприметно и покупают их, не торгуясь»679.

Потребление косметики достигает значительных масштабов: в 1780 году нашлась компания, заявившая о своем намерении заплатить пять миллионов за эксклюзивное право на поставку «румян высшего качества»680. Согласно подсчетам издания «Объявление, реклама и различные уведомления», опубликованным в 1781 году, в королевстве ежегодно покупалось два миллиона банок с румянами681. Кроме того, в этом же издании предлагалось назначить выплату в бюджет («откуп») за косметику, чтобы, во-первых, обложить этот вид продукции налогом так же, как соль или табак, во-вторых, чтобы следить за безопасностью ее состава. Налог на косметику введен не был, однако рынок косметической продукции сложился окончательно: в трактатах о красоте крайне редко даются рецепты для изготовления кремов и грима в домашних условиях, зато неизменно указывается, где такие средства можно приобрести. Вместе с тем разнообразие оттенков отличает только продукцию наивысшего качества: подчеркнуть свою индивидуальность по-прежнему могут лишь избранные.

Глава 3

ТЕЛО ОКРЕПШЕЕ, ТЕЛО ЦВЕТУЩЕЕ

Обновление практик украшения тела в XVIII веке не сводилось к росту разнообразия румян и способов их применения: хотя основное внимание в «Руководстве по туалету»682 1771 года уделено лицу, оригинальность этого сочинения в том, что об очищении организма здесь говорится меньше, чем о способах придания телу упругости. Тонизирующие напитки для укрепления нервов занимают главенствующее место по отношению к очищающим гуморы отварам.

Следствием апофеоза чувствительности стало повышение интереса к ее «носителям»: фибрам, волокнам, нервам, посредством которых, как полагалось, выражаются чувства. Изменились способы репрезентации тела, что повлекло за собой трансформацию всей совокупности телесных референций. Внимание к фибрам, их упругости, «тонусу»683, красоте и энергичности отнимает первенство у стремления очищать гуморы. Формируются новые, «активные» способы ухода за телом: тонизирующая ходьба, ванны, лечение холодом и прочие укрепляющие процедуры, влияющие на здоровье и красоту.

Укрепить фибры

Представления о фибрах формировались в наглядных образах: так, около 1740–1750‐х годов Галлер, Гольбах и Дидро684 сопоставляли фибры с проводниками электричества, потоками, импульсами, форму которых принимают бесчисленные разветвленные и «неразличимые для глаза»685 провода-волокна; пробудился интерес к нервам, возбудимости, ощущениям. Отныне считается, что различия между организмами, в частности «между животными»686, закладываются на глубинном уровне, уровне фибр, как и различия в темпераментах, каковые «физиологи прежде связывали исключительно с гуморами»687. Кроме того, считалось, что половые различия тоже объясняются качеством фибр: «волокна, из которых состоит женское тело, нежнее, меньше, тоньше, мягче, чем у мужчин»688. Женщине приписывают новые слабости, на этот раз психологического свойства: нервозность и апатию689. Отныне прекрасный пол характеризуется не только «мягкотелостью», но «расшатанными нервами», «корчами, судорогами» и «раздражительностью»690 – именно этих неприятностей, вредящих красоте и здоровью, так опасалась мадам д’Эпине в 1760‐е годы.

Именно в связи с повышенным вниманием к фибрам в эстетику вошел образ упругого тела, что вызвало появление соответствующих эпитетов в литературе XVIII века: описывая заглавную героиню романа «Монахиня», Дидро характеризует ее тело как «упругое, нежное и белое»691, в другом его романе, «Нескромных сокровищах», также упомянуто «упругое»692 тело юной героини Мирзозы; Лакло, идеализируя первых женщин человеческого рода, описывает их «белую, упругую, динамичную плоть, закаленную в непрерывном контакте со свежим воздухом»693. В эпоху Просвещения сформировалось убеждение в том, что «переизбыток изнеженности пагубно сказывается на здоровье и красоте»694.

Чрезмерная «распущенность» имеет разрушительные последствия. Ей может быть подвержена любая зона тела, даже такая миниатюрная, как упомянутая в монументальном медицинском словаре Роберта Джеймса695 «тонкая кожа под глазами»696. Эстетика требует «крепких, эластичных, упругих фибр»697, считается, что «повышение эластичности фибр оживляет каждую черту и мгновенно придает чувственность облику»698. В этом упрощенном представлении о фибрах деятели эпохи Просвещения обнаруживают неисчерпаемый источник жизненной силы, исследовать которую предстоит новому обществу.

«Ванны красоты» 699

Изучение фибр и чувствительности вызывало интерес к воздействующим на них атмосферным явлениям и элементам: климату, воздуху, воде. Считается, что тело хорошеет, когда его «стимулируют»: например, холодный воздух, как представлялось, оказывает укрепляющее воздействие на фибры, в расчете на такой эффект мадам д’Эпине, по рекомендации знаменитого