«Мы разобьемся, — обреченно подумал Олег. — Ну и пусть. Зато вместе».

Точно во сне, он вцепился в Наташину ладонь. Косые капли дождя захлестали по лицу. Олег поставил ногу на нижнюю перекладину…

Страх высоты преследовал его с детства. Во дворе стояла железная паутинка, так называли ее ребята. Маленький Олежка смотрел из окна, как другие бесстрашно карабкаются по прутьям. Наиболее смелые и ловкие забирались на самый верх и ходили по куполу, балансируя, будто канатоходцы. Он чувствовал, как потеют ладони от страха, но почему-то отойти от окна не мог, стоял и смотрел как завороженный.

Однажды к нему подошел отец.

— Ты чего тут стоишь?

— Ничего. Так просто.

Отец кивнул.

— Хочешь, как они?

Олежка помотал головой.

— Не хочу.

— Почему? Они же твои ровесники. Разве тебе неинтересно?

— Нет.

Отец посмотрел на него внимательно.

— А может, ты просто того… трусишь?

— Нет, — повторил Олежка, и у него пересохло в горле.

— Ну раз нет, вечером пойдем во двор. Покажешь мне мастер-класс.

— Зачем? Я не хочу.

Глаза сразу наполнились слезами.

— Ты что, плачешь? Как девчонка? — Отец презрительно скривил губы.

Олежке стало обидно до колик в животе.

— Я не девчонка! — крикнул он дрожащим голосом.

— Девчонка, девчонка. Беги, пожалуйся своей мамочке. Уцепись за ее юбку.

— Нет! — Олежка топнул ногой.

— А раз нет, идем вечером во двор. Там никого не будет. Долезь хотя бы до середины. Ясно?

Он молча кивнул. Отец вышел из комнаты. Олежка продолжал смотреть, как ребята ползают по паутинке. Ему так никогда не суметь. Отец будет смеяться. Все будут смеяться над ним.

— Олежа, — раздался с кухни голос матери. — Иди есть пирог с клубникой.

Пирог впервые в жизни встал поперек горла. Он был изумительный, мягкий, пышный, посыпанный сахарной пудрой. Но Олег не мог проглотить ни кусочка. Расковырял ложечкой и оставил на блюде. Мать очень обиделась на него.

— По-моему, ты обнаглел. Не съесть такую вкусноту! Я старалась, пекла.

— Прости, — пробормотал Олежка.

— А может, ты заболел? — встревожилась она и пощупала его лоб, но тот был совершенно холодный.

Пришлось отпустить его из-за стола. Весь день до вечера он просидел в своей комнате, как обреченный, предвкушая свой провал. Оставалась надежда на то, что отец позабудет о своей идее, отвлечется на что-нибудь. Но тот ровно в восемь заглянул к сыну в комнату.

— Готов?

— Да.

— Тогда идем.

Олежка, понурив голову, послушно вышел за отцом. В прихожей их окликнула мать.

— Куда это вы на ночь глядя?

— Есть одно дельце, — таинственно ответил отец и приложил палец к губам.

Мать промолчала, лишь укоризненно покачала головой. Олежка и отец вышли на улицу. На площадке еще играла ребятня, более старшая. Они гоняли в футбол. Паутинка была пуста. Отец подвел к ней Олежку.

— Давай. Лезь.

Тот почувствовал, как у него онемели ноги, точно их скрепили проволокой намертво. Тронуться с места было невозможно.

— Ну что же ты? Лезь! — Отец легонько подтолкнул его вперед.

Олежка едва не споткнулся, невольно выставив вперед руки. Пальцы коснулись холодного металла.

— Вот так, молодец, — ободряюще проговорил отец. — Хватайся.

Олежка крепко сжал перекладину.

— Теперь ставь ноги.

Ему стоило неимоверного труда оторвать подошвы от земли, но все-таки он справился. Теперь обе его ноги стояли на нижней перекладине. Руки продолжали судорожно сжимать верхние прутья. Олежка беспомощно оглянулся на отца.

— Ну что ты? — голос того смягчился. — Неужели так страшно?

— С-страшно, — выдавил из себя Олежка.

— А ты преодолей себя! Будь мужчиной. Ну! Ставь ногу выше. Давай.

Отец попробовал оторвать правую Олежкину ногу от перекладины, но тщетно — она точно окаменела. Краем глаза он видел, как мальчишки оставили мяч и смотрят на него с любопытством. Ему сделалось так стыдно, что захотелось провалиться сквозь землю. Зачем? Для чего отец затерял весь этот кошмар? В этот момент он ненавидел его вместе с проклятой паутинкой. Надо немедленно слезть и убежать домой. Быстрей, пока над ним не стали смеяться. Олежка попробовал спустить одну ногу вниз, на землю, но в это время отец схватил его за штанину и стал тянуть наверх.

— Давай! Давай же! Эх ты, нюня! Маменькин сынок.

Их нелепая дурацкая возня, наверное, выглядела со стороны забавно, потому что вокруг раздались первые негромкие смешки. Очень быстро они перешли в громкий хохот. Затем окружающие стали наперебой давать советы.

— Эй, малец, слушай, что тебе батя говорит!

— Смелее, пацан!

— Да что ж ты как деревянный! Шевелись!

Олежка уже был близок к истерике. Ему казалось, что отцовские руки толкают его вниз с обрыва, на дне которого притаилась смерть. Он бешено задергался, стараясь освободиться. Саданул ботинком отцу в живот. Тот охнул и отскочил в сторону.

Мальчишки уже не ржали, а рыдали от смеха. Олежка почувствовал свободу и спрыгнул с паутинки. На нервной почве его скрутил паралич. Он упал и кубарем покатился по траве. Губы тряслись.

— Вы что делаете, изверги? — раздался над головой гневный голос матери. Она нагнулась над Олежкой и принялась поднимать его. — Ничего, ничего, мой хороший. Не плачь, не надо. Я вот им покажу сейчас! И папке твоему, дураку, тоже.

Вокруг все затихли. Мать увела рыдающего Олежку в подъезд. За ними понуро плелся отец. Дома мать напоила Олежку чаем с успокоительным и уложила спать. Сквозь дрему он слышал, как она ругала отца.

— Игорь, ну разве так можно? Ты же видишь, он у нас не такой, как все. Не ломать же по-живому.

Отец вяло возражал. Он уже и сам понял, что перегнул палку. Вскоре Олежка заснул, а когда проснулся, никогда больше не смотрел из окна на паутинку…

— Ну что застыл? — Наташа повернула к Олегу мокрое лицо. Волосы, облепившие щеки, казались еще черней. — Вперед. Это не страшно, я сто раз лазила.

Он кивнул и, зажмурившись, полез на перекладину. Мокрые руки соскальзывали, но он стискивал зубы и двигался вверх. Шаг, еще шаг. В ушах соловьиным свистом заливался ветер.

— Молодец, — услышал Олег Наташин голос. — Мы уже высоко. Открой глаза.

Он перестал жмуриться и взглянул вниз. Темнота и множество огней, маленьких и больших. Точно звезды в черном небе, только наоборот, в перевернутом небе. Издалека доносился грохот шоссе. Он вдруг понял, что ему не страшно, совсем не страшно. В груди зрел восторг.

— Круто же, правда? — спросила Наташа.

Она была почти рядом, на одну перекладину выше.

— Круто, — согласился Олег. — Интересно, они нас видят?

— Видят, конечно. Для них мы две маленькие точки. Крошечные, но недосягаемые.

— Откуда ты знаешь, что недосягаемые?

— Знаю. Серега боится высоты. Он это тщательно скрывает от всех, но мне признался. Антон и Емеля вдвоем не полезут. Стремно. Мы