Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очнулся! Где болит? Эй, парень, поговори с нами!
Я начинаю понимать, что спрашивают меня. Ослепление от фонаря проходит, снова вижу. Пытаюсь произнести еле шевелящимися губами:
— Пить.
Появляется трубочка, через нее вливается долгожданная жидкость, вкуснее я ничего в жизни не пил. Только бы не останавливаться, а продолжать. Кашляю, резь в горле, но голова проясняется. Приподнялся. Уже четко вижу все вокруг:
— Где я?
— Ты в больнице, Михаил. Что последнее помнишь? — Вопросы задает, по-видимому, врач или какой-то мужик, переодевшийся в белый халат, с фонендоскопом на шее. Мне уже легче.
— Тонул я.
— Правильно, ты тонул. Но сначала спрыгнул с моста и ударился головой о воду.
— С какого моста? — еще хриплым, но уже более уверенным голосом спросил я.
— Как с какого? Не помнишь, что ли? Если судить по записи в дежурном журнале, то с Северного, если тебе эта информация поможет что-то вспомнить. Ну ладно, отдыхай, приходи в себя. Потом поговорим. Сейчас процедуры тебе назначим. Да, и позвоните родителям, обрадуйте, что малый очнулся, — обратился он к двум другим мужчинам, присутствующим в палате. — Запись в журнал сделайте, получается, что он в коме ровно неделю был.
На этом они удалились. Осталась только женщина, записывающая что-то в коричневый журнал, похожий размерами на школьный.
— Воды можно еще? — тем же хриплым голосом попросил я.
— Конечно, сейчас принесу.
Мои мысли галопом понесли меня в новом направлении. Какой мост? Почему я здесь, а не на острове, и главное, где это — здесь? Вернулась медсестра, принесла стакан воды. Пить лежа было очень неудобно. С ее помощью мне удалось сесть на кровати и, обхватив стакан двумя руками, попить. Вода обжигала горло, стакан ушел почти в один глоток, и я понял, что хочу пить еще больше. Но на просьбу: «Можно ли еще?» — получил отрицательный ответ:
— Тебе нельзя много. Врач придет, назначит капельницу восстанавливающую, после нее и попьешь еще.
В этот момент дверь резко распахнулась, и в палату вбежала мама. Лицо мокрое от слез, но огромные глаза светятся радостью и счастьем. Обняв меня, она заплакала навзрыд, все сильнее сжимая «блудного сына» в своих объятиях.
— Осторожнее, пожалуйста, — сказала медсестра за ее спиной. — Он еще очень слаб.
Но ее слова не произвели должного эффекта, отпускать меня мама не собиралась. Тоже обняв ее, я, как мог, стал ее успокаивать: все в порядке, и мне уже хорошо. Оторвавшись от объятий, мама пристально посмотрела мне в глаза.
— Что же ты наделал! Как ты мог! Ты же знаешь, дороже тебя у меня нет никого. Я думала, что потеряла тебя… Жизнь сразу же остановилась. Да еще из-за такой ерунды. Подумаешь, экзамен завалил!
После этих слов мне стало вообще не по себе. Какой экзамен?
И мысли опять побежали, пытаясь выстроить логическую цепочку. Мама моя — это факт, я — это я, тоже вроде факт. Тогда почему мост? А экзамен и больница? Но другой вопрос волновал сейчас меня больше остальных: если меня нашла мама, значит, найдут и все, кто меня ищет. От властей не скрыться, из больничной палаты я могу прямиком отправиться на допросы. Решаюсь задать вопрос:
— Меня спрашивал кто?
— Конечно, все на улице волнуются и спрашивают, как ты? Друзья твои по очереди приходили, за тебя очень переживают.
— И все? Больше никто? — с нескрываемым волнением в голосе спросил я. Вдруг все же не нужен я им, и нет погони за мной людей в погонах?
— А кто тебя конкретно интересует? Отец сейчас приедет. Бабушка тоже.
Я старался кивать, но нужного ответа ее слова мне не дали.
— Мама, что со мной случилось? — решил я зайти с другого края и попробовать восстановить последовательность событий.
— Ты не помнишь, что ли? Плохо. — И она опять зарыдала, опустив голову.
— Помню. — Я поспешил ее успокоить, опять обняв и прижав к себе. — Но не все. Подробности слегка в тумане. Расскажи, пожалуйста.
— Хорошо. — Немного успокоившись, она начала:
— Семь, нет, уже почти восемь дней назад ты ушел сдавать вступительный экзамен в институт. Как мы потом выяснили, ты его завалил.
Господи, меня бросило в жар. Кажется, я перестал дышать. Я вспомнил тот день. Это было как будто в другой, уж точно не моей жизни. А как же друзья по шахматной школе, что с ними? А Соловки? А Гавриил?
В реальность вернул мамин голос, продолжавший рассказ:
— Следующие сведения о тебе мы узнали от милиционера и врача скорой помощи. С их слов, сынок, — и я опять увидел накатывающиеся слезы в ее глазах, — ты сначала стоял на мосту, а потом взял и прыгнул вниз. Хорошо, что недалеко от моста рынок был. И продавцы с того рынка твой «полет» увидели. Точнее, бабуля одна. Она позвала на помощь, остановила проезжающую мимо машину. Водитель тебя из реки и вытащил. А она не растерялась, скорую и милицию вызвала. Так что у тебя два спасителя.
В это время в палату вернулся доктор.
— Ну что, Михаил, поздравляю с возвращением, и вас, мадам, тоже.
— Спасибо большое, доктор! — не вставая с моей кровати, ответила мама.
— Вспомнил что? — поинтересовался доктор.
— Странно, но помню Соловки, — прохрипел я, — остров и море вокруг.
— Любопытно, — доктор приподнял очки, — продолжай.
— Помню остров каменистый. Помню, что пошел купаться, и вода холодная, а волны стали захлестывать сверху, сил не осталось, и начал тонуть. — Я пытался озвучить свои достаточно сумбурные воспоминания.
— А откуда ты знаешь, что это Соловки?
Но тут в разговор вмешалась мама:
— Я знаю, почему Соловки и море и почему это тебе привиделось. Ты забыл, наверное, за день до экзамена твой двоюродный дедушка Слава, что в Магадане живет, к нам в гости приезжал. И привез целый альбом с фотографиями, как он с друзьями был на Соловецких островах с рыбалкой и экскурсией. Красочный такой, не помнишь? Мы все его рассматривали за столом вечером.
Теперь я точно перестал понимать, что