сознательности и общего культурного уровня рабоче-крестьянских масс и красноармейцев путем пропаганды и агитации о вреде дезертирства для Советской Республики и невозможности для дезертиров скрыться. Предлагалось посредством устройства митингов, лекций и собеседований, изданий листовок, объявлений о карах за дезертирство и широкой огласки приговоров разъяснять крестьянским массам весь вред дезертирства. Среди мер карательного характера Склянский выделял производство облав в домах, в местах скопления и увеселения в волостях и селах, высылку пикетов для проверки документов, проверки отношения к отбыванию воинской повинности служащих в учреждениях и предприятиях, в отделах учета и распределения рабочей силы16.

В реальности, в практической работе местных комдезертиров, в том числе и в Пермской губернии, набор приемов и мер борьбы был весьма разнообразен. Предупредительными мерами являлись «недели добровольной явки дезертиров», помощь семьям красноармейцев, обеспечение мобилизуемых и военнослужащих обмундированием и продовольствием, отправка самых добросовестных работников комиссий в районы, где ситуация с дезертирством была наиболее острой, устная и печатная агитация и пропаганда, привлечение самих крестьян к борьбе с дезертирством, изъятие оружия у населения и т. п.

Карательные меры заключались в организации облав, высылке пикетов, а также применении традиционных мер – конфискации имущества или земельного надела, взятии в заложники и, наконец, расстрелах. Эти меры осуществлялись губернскими и уездными органами милиции, внутренней охраной НКВД, комдезертиров, войсковых частей, ЧК. Однако не было четко определено, в отношении кого следует больше ужесточить репрессии: дезертиров и укрывателей либо местных работников за недостаточную активность в борьбе с дезертирством. В течение 1919 и 1920 гг. власти так и продолжали колебаться, делая в борьбе акценты то на одних мерах, то на других.

По мере обострения положения на каком-либо фронте конфискация имущества и расстрел становились наиболее предпочтительными мерами в борьбе с дезертирством на территории губерний, примыкающих к фронту. Дело в том, что на местах больше были известны именно эти меры. Их выбирали и потому, что они не требовали дополнительных финансовых затрат. В конфискации имущества многие работники комиссий видели не только решение государственной проблемы, но и единственную возможность поправить свое материальное положение.

Если сочетание или чередование репрессий с предупредительными мерами предполагало творческий, нестандартный подход в решении проблемы дезертирства, то проведение репрессивных мер не требовало подобного от зачастую неграмотных работников комиссий. В то же время в применении репрессий был не только воспитательный, но и устрашающий эффект, в результате чего многие из числа уклонившихся возвращались в части и даже оказывали помощь работникам комиссий в выявлении других дезертиров.

Успешной борьбе с дезертирством способствовало сочетание разных видов репрессий – например, взятие в заложники с конфискацией имущества, а также сочетание или чередование предупредительно-профилактических и карательных мер. Очень важно, что дезертирам предоставлялась возможность вернуться в Красную армию с гарантией сохранения жизни.

Одновременно в 1919 г. в системе противодействия дезертирству прослеживается тенденция к отказу от репрессий и постепенному переходу к амнистиям в отношении дезертиров тогда, когда это позволяла военно-политическая обстановка. В «Декрете об амнистии некоторых категорий красноармейцев к годовщине Красной армии» от 22 февраля 1919 г. говорилось: «Освободить от наказания… за дезертирство лишением свободы, если они дезертировали в первый раз; всех виновных в нарушении дисциплины, если оно не сопровождалось участием в белогвардейских заговорах»17. Однако на практике было трудно определить: сколько раз военнослужащий дезертировал и причастен ли он к действиям антибольшевистских организаций и вооруженных сил. Более того, по-прежнему сложным оставался вопрос, кого считать дезертиром.

В постановлении Центркомдезертир от 10 апреля 1919 г. содержалась инструкция губернским и столичным комиссиям по борьбе с дезертирством, согласно которой для рассмотрения дел о дезертирстве губернские и столичные комиссии должны были выделять из собственного состава двух членов по выбору, третьего члена назначал местный губисполком. В своих решениях комиссиям следовало руководствоваться революционной совестью, правосознанием, интересами обороны РФСР и усиления мощи ее армии. Для единообразия работ комиссиям необходимо было руководствоваться постановлениями СТО от 25 декабря 1918 г. и 3 марта 1919 г., а также теми постановлениями Центркомдезертир, «кои уже опубликованы и тем, кои будут опубликованы указанной комиссией. Приговоры выносят именем РСФСР». Право контроля судебной деятельности комиссии принадлежало Центркомдезертир, окровоенкомам и губвоенкомам. В губернские и столичные комиссии дела о предании суду дезертиров поступали из уездных комиссий по борьбе с дезертирством во вполне законченном виде, и материал этот губернскими и столичными комиссиями должен был рассматриваться как материал дознания, причем направлять дела к доследованию следовало лишь в особо важных случаях, во избежание затягивания дела; запрашивать войсковые части для удостоверения личности обвиняемого и для установления факта побега также следовало в особо сомнительных случаях или когда об этом просил сам обвиняемый18.

* * *

В целях борьбы с дезертирством применялись пропаганда и агитация, как правило, на темы, связанные с данной проблемой. 11 апреля 1919 г. в связи с положением на Восточном фронте В.И. Ленин писал в тезисах ЦК РКП(б), что на усиление агитации среди мобилизованных и красноармейцев должно быть обращено самое серьезное внимание: «Не ограничиваться обычными приемами агитациями, лекциями, митингами. Следует развить агитацию группами и одиночками рабочими среди красноармейцев»19.

Большевики не жалели средств для проведения пропаганды и агитации. В огромном количестве издавались и распространялись листовки, воззвания, обращения, а также проводились митинги, на которых говорилось о дезертирстве как о позорном явлении. Вместе с тем разъяснялось, что искупить вину можно «добровольной явкой и участием в борьбе с врагами Советской власти»20.

Как указывалось ранее, одной из причин нежелания служить в Красной армии являлась социальная незащищенность семей красноармейцев, особенно в отдаленных районах. Такие семьи нередко становились объектом притязаний со стороны сельских общин.

Поэтому особенно важным в системе мер борьбы с дезертирством стало издание приказа РВСР от 19 апреля 1919 г. «О праве красноармейцев на землепользование». В приказе говорилось: «Земли, которыми отсутствующие красноармейцы были наделены при временном распределении, остаются за ними. Семьи отсутствующих красноармейцев вправе снять урожай с засеянных ими земель, а также на луговых участках. При отрезе частей, превышающих норму участков отсутствующих красноармейцев, за их семьями остается право на урожай отрезанного участка. Семьи в случае недостатка у них рабочих рук имеют право с разрешения земельного отдела пользоваться наемным трудом. Выселение их семей из занимаемых ими помещений не допускается»21.

Постановлением Центркомдезертир от 1 июня 1919 г. семьи дезертиров, как людей, отказавшихся защищать рабоче-крестьянское дело, следовало лишать всех видов пособий и помощи, установленных для семей красноармейцев, в случаях, когда факт дезертирства не подлежал сомнению. Отдел социального обеспечения прекращал выдачу пособий, а другие советские организации – оказание иных видов помощи, установленных для семей красноармейцев, с момента получения извещения о