На Мишу он смотрит ревностно и недовольно. На букете его взгляд полыхает костром! Я быстро кидаю цветы на тумбочку. Наши взгляды с Русланом пересекаются.

– Ну… поздравляю. – сухо кидает Миша Руслану и поспешно выходит из палаты.

Мы остаемся втроем. Нашей маленькой семьей.

– Как ты Насть? – Руслан, хоть и обнимает меня, но сквозь недовольство. И это чувствуется ощутимо.

– Все хорошо. У меня небольшие трещины, но все восстановимо.

– А Миша был на родах? – все никак не угомонится Быстрицкий.

– И с ребенком все хорошо. – вместо ответа говорю я.

Я тоже на него обижена. Не присутствовал на родах, пришел и даже сыном не поинтересовался.

– Я рад. – более чем прохладно сообщает Руслан.

Ох, как мне не нравится ни его тон, ни эта вся ситуация.

– У мамы предынфарктное состояние. – как бы тоже в пику того, что не поинтересовалась здоровьем его мамочки, сообщает мне Руслан.

– Но она же с врачами. Под присмотром. А ты на ребенка не хочешь взглянуть?

По Руслану видно, что хочет, но не особо. Как же все по-дурацки происходит…

Я отодвигаюсь от кювеза, который закрывала собой. Сыночек сладко сопит, приоткрыв ротик. Пухленький, очаровательный, трогательный.

– Какой он маленький! – умиляется Руслан.

– Пять двести! И пятьдесят семь сантиметров ростом… Маленький?! Да я его еле родила! – возмущаюсь я.

Малыш ворочается, смешно и беззубо зевает, открывает глазки. Моему умилению нет предела. Вот сейчас Руслан увидит его и поймет! Ведь похож! Как две капли похож. Точно я – копировальный автомат, а не родившая его женщина. Мое сердце бьется чаще. Малыш улыбается мне и переводит взгляд на Руслана… А, теперь сердце замирает, пропуская удары.

– Ну привет, синеглазый! – улыбается Руслан сыну, – Вот, кто у нас толкался все это время через мамин животик!

– Похож на меня? – подливаю я масло в огонь.

Ну же, Руслан, не тупи!!!

– Похож. Вообще в нем есть что-то очень знакомое. Он похож на кого-то, – хмурит лоб Руслан, силясь вспомнить, – но я не могу понять, на кого! Наверно на тебя, Насть!

Блин! Моему разочарованию нет предела. Руслан сам себя не узнал и не понял… может почувствует, когда на руки возьмет?

Сынок смешно кряхтит и тянется к нам ручками.

– Возьмешь его на руки? – предлагаю я.

– Страшно так. Он игрушечный, – пытается отвертеться Руслан.

Нет уж, папаша, сделал девушке ляльку, теперь нянчи! Я осторожно беру сына и протягиваю его непутевому отцу.

– Вот так бери, головку поддерживай.

С полминуты помогаю Руслану удобно устроить сына на руках. Все получается. В его огромных руках младенец и правда выглядит игрушечным пупсиком.

– Большой дядя взял тебя на руки… уууу… не бойся, малой, дядя не уронит тебя. Давай, покачаю что ли? Вот так, осторожно…

Наблюдаю со стороны как Руслан нянькается с сыночком. Может рассказать ему? Прямо сейчас? И будь что будет! Не поверит, – экспертизу днк провести. Обидится? Да. Несомненно. Блин, а мне бы так этого не хотелось.

– Руслан… тихо начинаю я, но он меня перебивает:

– Как назовешь парнишку?

Сбивает меня с толку. Я запинаюсь.

– Эм… а как бы ты хотел его назвать?

– Насть, ребенок же твой, ты и должна назвать!

Уф… как же меня это вымораживает!

– Тогда я назову его Русланом.

Быстрицкий хмурится. Осторожно передает мне малыша.

– Плохая идея. Придумай другое имя.

– Почему это?

– Потому что так я хочу назвать своего сына Насть, понимаешь? СВОЕГО!

Кипяток обжигает мои щеки. Горит синим пламенем и пятая точка. И не потому что после родов там такое чувство, словно родила двух ежиков через нее. А от тупизма Быстрицкого. Я набираю в грудь побольше воздуха и рявкаю на папашу:

– СВОЕГО назовешь как хочешь! А я СВОЕГО назову Русланом. Точка.

У меня чудесный малыш! И это – единственное, что пока радует в сложившейся ситуации. Так как ни у меня, ни у сыночка нет никаких осложнений, то завтра нас обещают выписать, продержав таким образом всего пять дней.

Руслан за этот период появлялся несколько раз и то ненадолго. Все остальное время он торчит на работе с очередными проблемами, а по вечерам дежурит у кровати «умирающей» мамаши.

Я же в этой ситуации стараюсь быть умнее. Решаю просто посмотреть, как Руслан будет вести себя дальше. Отдалится ли он от меня окончательно, или мы сблизимся, и все будет как раньше?

Также я стараюсь не волноваться и не переживать, чтобы не забирать ценное молочко у сына, ведь нервы напрямую влияют на лактацию. А теперь я ответственна не только за себя, но и за своего кровиночку, которому страдать не позволю.

С грудным вскармливанием у меня все хорошо, мы с сыном сразу нашли взаимопонимание в этом вопросе. Он хорошо кушает, прибавляет в весе, спокойный, хотя я подозревала у него гиперактивность после поведения в животе.

На голос Руслана он реагирует сразу, почти так же, как и на мой. Просыпается, просится к папе на ручки, но Руслан нянчится с ним без теплоты, чем бесит меня неимоверно.

– Завтра в двенадцать нас выписывают, – говорю собравшемуся уходить Быстрицкому.

– Я отправлю водителя.

– А сам не придешь? – ужасно неприятно мне.

– Обещал пообедать с мамой.

– Мне вообще к тебе ехать или на свою квартирку съезжать? – спрашиваю в лоб, хотя не уверенна, что хозяйка пустит меня обратно, она ведь наверняка нашла уже других клиентов, за то время, пока я жила у Руслана, да и для ребеночка там никаких условий нет.

– Насть… – оборачивается ко мне Руслан, берет меня за руки. – Я знаю, что у нас недопонимание, у меня мама, у тебя гормоны, но мы взрослые люди. Должны все решить мирно. Я тебя прогонял?

– Нет, но ты ведешь себя так, что можно подумать…

– Насть, я устал. Хоть ты не закатывай мне истерик, хорошо? Я тебя не прогонял. У нас все по-прежнему.

Смотрю на отстраненного Руслана, и понимаю, что вот ни хрена у нас с ним не по-прежнему! Наверняка, напела мамочка в уши… за все это время.

– Руслан, завтра при выписке мне нужно будет решить, записывать малыша только на себя, или…

– Ты хочешь, чтобы я записал его как своего сына?

– Да, мне бы этого хотелось.

– Насть, запиши его пока как мать-одиночка.

Ушам своим не верю, хотя, чему я еще удивляюсь?! Забираю свои руки, отворачиваюсь, сажусь на кровать.