— Нет! — просипела Настя.

— Вот нормально. Тоже на квартиру метишь? Так не получится у тебя ничего! Я его первая заняла, между прочим!

— Вот что я тебе скажу, Настя, — выдавила из себя Настя Вторая, голосовые связки которой усохли и потрескивали от гнева, — исчезни-ка ты вместе со своими гениальными идеями и больше не появляйся никогда! Если я еще раз услышу от тебя про Алешеньку, я тебя лично… лично удушу!

Пауза.

— Ой, смотри-ка! — Настя Первая зазвучала громче и веселее. — Как мы заволновались! И куда же это мне исчезнуть? Съехать с квартиры в центре, да? Оставить тебя одну жировать? Никуда я не исчезну! А будешь выделываться, я в твоем институте всем расскажу, что ты лесбиянка! Расскажу, как ты ко мне приставала! А Лилии Степановне — что ты когда-то Алешеньке в суп снотворное подливала, чтобы спал, а не бегал по квартире со своими бусями вонючими! И про то, что иконку у Лилии Степановны сперла, расскажу! Поняла, блин?

Настя Вторая выбросила телефон к чертям собачьим. Выбросила, не стала слушать дальше подружку. Правду говорила подружка. Чистейшую правду. Только когда это все было? Где Настя Вторая того периода и где теперешняя? Колоссальная разница! Всего несколько месяцев прошло, но все стало в корне другим! И иконка была украдена только потому, что Лилия Степановна, как бывший педагог, не слишком интересовалась опиумом для народа, а уникальную вещицу хранила в секции ничком, под тарелками. А теперь эта иконка в мастерской, при деле, на нее смотрят. И приставала она когда-то к Насте Первой только потому, что та сама позволила! Не позволила бы — не приставала! Кто же знал тогда, что у Насти Первой кроме молодого, жадного до ощущений тела есть лишь функция впрыска адреналина! А сердца и разума нет…

Все изменилось.

Но самое ужасное и удивительное изменение — бездна щемящей жалости к Алешеньке. Такое количество жалости, что за него сейчас и за Лилию Степановну готова убить любую свинью…

Таня купила Светлане Марковне продукты, какую-то мелочевку по хозяйству. Спонсором мероприятия снова выступил Вадим, выступил и будет выступать — так сказал, передавая деньги.

— Прости, что физически не участвую, у меня на работе такая куча бед! Не хочет государство меня принимать обратно! Не хочет, чтобы я для него работал и новые рабочие места создавал! Упираюсь, как могу…

— Конечно-конечно! — немедленно согласилась Таня. — Ты и так помогаешь!

Во-первых, после этого стало понятно, что забота о Светлане Марковне уже официально лежит на Таниных плечах. Раз уж с ней решаются вопросы, раз уж у нее просят прощения. Во-вторых, стало понятно, что они до сих пор не могут толком разговаривать с Вадимом. Призрак детского стеснения все бродит и бродит по тихому центру, мешая Тане и Вадиму спокойно, с головой, окунуться в тоску и бытовые проблемы.

Гуляла с Чапой, по телефону обсуждая с салоном красоты нюансы будущей статьи. Нужно было найти модель для преображения, гадкого утенка, но перспективную. Чтобы потом, по истечении срока, стало понятно, что спа и руки мастеров творят чудеса, раз уж такое чудовище стало розой. Причем модель еще не горела, поскольку планировалась на майский номер, а вот стоматологическую клинику надо было писать срочно!

Чапа ела снег. Ей стоматологическая клиника была по барабану, ей вообще клиника не казалась необходимостью. Хорошо быть собакой.

Светлана Марковна потеряла не только волосы, но и брови с ресницами. Без бровей ей жилось легче, она все равно выщипывала их до основания, а потом рисовала карандашиком черную линию поверху. Теперь рисовалось совсем гладко, зато хотелось рисовать все реже.

Худо было Светлане Марковне. Химиотерапия серьезно подкосила ее хрупкий организм. Первое время ее страшно мутило и рвало, а сейчас она просто лежала и тихонько подвывала, поскольку у нее ужасно болела изъязвленная слизистая рта. Она ничего не могла есть, страшно исхудала, жаловалась на слабость, на то, что у нее горят пальцы. Таня как могла объясняла ей теорию проведенной терапии. Да, Светлану Марковну намеренно отравили, намеренно убили часть ее тела, но только для того, чтобы уничтожить опухоль. А потом, когда опухоль уничтожится, тело Светланы Марковны начнет восстанавливаться, все пройдет. Светлана Марковна верила, но страшно злилась на Таню за все сразу. Больше всего ей не нравилось, если Таня входила без стука, и Светлана Марковна не успевала нарисовать брови и глаза. И еще ее дико огорчало желание Тани поговорить о будущем — Светлана Марковна не желала думать о будущем.

Таня и сама не очень-то этого хотела. Даже в своем случае будущее ей не нравилось, а она-то была здоровой, хоть и нелепой. Но что делать со Светланой Марковной? Лечащий врач была терпелива, но сразу честно сказала, что шансов нет.

— Обсудите с ней все юридические вопросы. Пусть решит, где она хочет умереть. Лучше, если это будет дома. Ей дома спокойнее, а в больнице все чужие. К тому же, нас тоже поймите. Нам высокая статистика смертей тоже не нужна. Если мы не можем помочь человеку и знаем это, лучше, если он умрет дома.

— Но как вы можете отпустить умирать, если она еще живая? — недоумевала Таня. — Как можно сказать человеку, что ему надо уехать и умереть?

— Милая, я столько лет этому удивляюсь и это делаю! — врач никогда не сдавалась, хоть и вздыхала. — Знаете, сколько у меня таких больных? Бесперспективных? Увы, это жизнь!

Отправить умирать — это жизнь.

Но если оставить эмоции в стороне, Таня понимала, что сказать Светлане Марковне надо. Но не так сказать, посадив лицом к лампе, серьезным голосом, а как-то в нужный момент, мягко, если здесь вообще можно говорить о мягкости… Хотя Светлана Марковна уже сама знала, давно, ей же сразу сказали. Знала, но не верила.

А может, не надо говорить? Если человек сопротивляется такой правде, значит, ему так лучше! Пусть тогда не знает! Пусть умрет, не зная…

Пусть умрет… Ой, какая дикость! Какая нереальная формулировка, если человек жив! Он, человек, даже не похож на умирающего! Когда Игорь болел гриппом с температурой 39, с провалившимися глазами, с серой кожей, дышал с бульканьем — вот это было страшно! А тут…

Нет, тут страшнее! Тут лысая, обескровленная, одинокая женщина, вся жизнь которой сейчас сосредоточена в Таниных пальцах, сжимающих поводок. Если с Таней что-то случится, Светлана Марковна умрет от голода. И это так же страшно и нелепо, как лысая дамская голова и как Игорь, с которым вот уже несколько недель не разговаривали…

— Таня, вы принесли мне минеральной воды?

— Да, Светлана Марковна.

— Я хочу пить!

— Сейчас пузырьки выйдут.

— Я хочу прямо сейчас!

— Светлана Марковна! — Таня отстегнула Чапу, тут еще телефон зазвонил. — Вам нельзя сильногазированную!

— Я хочу сейчас!

— Уже несу!

Светлана Марковна замотала голову цветастым шарфом, до сих пор она надевала парик.