Ленина, он в это время был в Разливе, и Л. Д. Троцкого не было — он в тюрьме сидел по собственной просьбе.

На съезде произошло включение «межрайонки» в состав большевистской партии по просьбе самих «межрайонных». Пока их лидер готовился на нарах к суду, эти ребята, большинство из которых были вполне достойными товарищами, но только запоздали немного определиться со своей политической платформой, обратились к большевистскому ЦК с просьбой принять их организацию в партию. Троцкий этому противился, он желал (внимание!) — объединения. А съезд не решение об объединении принял, а решение о включении в состав партии. В случае объединения, они вошли бы, как фракция. Не получилось так, фракции не возникло.

«Межрайонку» включил в состав РСДРП(б), те своего лидера выдвинули в члены ЦК и голосованием он оказался туда избранным.

Причем, на съезде делегатом от Луганска был Климент Ефремович Ворошилов, который пользовался особой симпатией Ленина. Ильич очень был неравнодушен к «слесарю», Клима даже ленинским любимчиком считали. И заслуг революционных, и опыта партийной работы у Ворошилова было на три парохода таких, как Бронштейн, но Климента Ефремовича в ЦК не избрали. Зато Иудушку — запросто.

Та еще кодла в РСДРП(б) была. Попили они у Владимира Ильича крови!..

* * *

В 1924 году, сразу после смерти В. И. Ленина Л. Д. Троцкий написал большую статью «Уроки Октября». И его, автора этой статьи, начали буквально рвать. Наплел он в ней столько дикой несуразицы, что над Львом Давидовичем критики издевались в прямом смысле слова. Сам автор мечтал с помощью этой статьи показать себя вторым Лениным, даже более того:

«С того момента, как мы, Петроградский Совет, опротестовали приказ Керенского о выводе двух третей гарнизона на фронт, мы уже вступили фактически в состояние вооруженного восстания. Ленин, находившийся вне Петрограда, не оценил этот факт во всем его значении. Во всех его письмах того времени об этом обстоятельстве вообще, насколько помню, не говорится ни слова. А между тем исход восстания 25 октября был уже на три четверти, если не более, предопределен в тот момент, когда мы воспротивились выводу петроградского гарнизона, создали Военно-Революционный Комитет (16 октября), назначили во все воинские части и учреждения своих комиссаров и тем полностью изолировали не только штаб Петроградского военного округа, но и правительство.»

Но в результате себя скомпрометировал. На самом деле, как охарактеризовал И.В.Сталин участие Троцкого в событиях Октября, его переход на сторону большевиков был вынужденным:

«Как могло случиться, что Троцкий, имеющий за спиной такой неприятный груз, оказался все-таки в рядах большевиков во время Октябрьского движения? А случилось это потому, что Троцкий отказался тогда (фактически отказался) от своего груза, спрятал его в шкаф. Без этой „операции“ серьезное сотрудничество с Троцким было бы невозможно. Теория Августовского блока, т. е. теория единства с меньшевиками, была уже разбита и выброшена вон революцией, ибо о каком единстве могла быть речь при вооруженной борьбе между большевиками и меньшевиками? Троцкому оставалось лишь признать факт негодности этой теории.

С теорией перманентной революции „случилась“ та же неприятная история, ибо никто из большевиков не помышлял о немедленном захвате власти на другой день после февральской революции, причем Троцкий не мог не знать, что большевики не позволят ему, говоря словами Ленина, „играть в захват власти“. Троцкому оставалось лишь признать политику большевиков о борьбе за влияние в Советах, о борьбе за завоевание крестьянства. Что касается третьей особенности троцкизма (недоверие к большевистским лидерам), то она естественно должна была отойти на задний план ввиду явного провала двух первых особенностей.

Мог ли Троцкий при таком положении дел не спрятать своего груза в шкаф и не пойти за большевиками, он, не имевший за собой сколько-нибудь серьезной группы и пришедший к большевикам как лишенный армии политический одиночка? Конечно, не мог!»

Освобожденный во время выступления Корнилова из Крестов, Лев Давидович оказался в очень неприятной для себя ситуации. Включение «межрайонки» в состав РСДРП(б) оставило его в одиночестве. Ему оставалось либо принять факт своего членства в ЦК партии, либо — политическая смерть.

Активным участником октябрьского переворота Троцкий, конечно, был. Но тот же Сталин вполне справедливо указывал, что активными участниками были и левые эсеры. Да, Троцкий сыграл не самую последнюю роль в успехе вооруженного восстания, пригодилось его ораторское мастерство. Но дело в том, что он ничего другого и не умел делать, как выступать на митингах. Его после освобождения из Крестов по рекомендации Каменева избрали председателем Петросовета, в котором уже большинство было у большевиков, но он там всю работу развалил, превратил Совет в дискуссионную площадку. Бесконечно митинговали и дебатировали.

После 25 октября встал вопрос: куда пристроить Иудушку, так, чтобы и ему не обидно было, и чтобы меньше под ногами путался? Владимир Ильич, я считаю, нашел выход гениальный — народным комиссаром иностранных дел. Должность, вроде бы важная. Красивый такой портфель. Прикол был только в том, что значение этой должности в Совнаркоме равнялось практически полному нулю. Делать наркоминделу было нечего. Советскую Республику не признало ни одно государства, все послы из Петрограда, объявив новой власти бойкот, уехали сидеть в бойкоте в Вологду. Вопрос перемирия с немцами Ленин взял на себя. Т. е., должность — не бей лежащего. Единственное занятие — организовать обещанную большевиками публикацию секретных договоренностей царского правительства с Антантой, да сформировать аппарат комиссариата.

И здесь Лев Давидович обделался эпически. Он сунулся в старое министерство иностранных дел, а там его сотрудники начали саботаж. Как только в здании министерства появился новый шеф, так сразу раздались свист и улюлюканье, ему даже ключи от кабинетов и сейфов не дали. Гражданин Бронштейн убрался в Смольный с позором. И больше туда не совался. Стеснялся. Там же сидели дипломаты, хоть и царские, они были людьми хоть и вежливыми, но очень ехидными. Вместо Троцкого наркомом работал, как Лёва сам и признавал, балтийский матрос Николай Маркин. Он и саботаж пресек, и аппарат выстроил, и организовал публикацию договоров.