Больше ничего ценного найти не удалось – этот район оказался очень тщательно проверен местными мародёрами. Людей во время своих поисков они так и не встретили, что не слишком-то удивило – во всём районе не имелось воды и света, отсутствовали крупные магазины или склады. Выжившие, судя по всему, предпочли уйти в более комфортные для жизни и более перспективные в плане трофеев места.

Ужин при свечах состоял из воды и сухарей, покрошенных в разогретые над пламенем свечи банки тушёнки. Ромка беспричинно веселился и смеялся, но Виктор решил, что это у ребёнка нервное – сходило накопившееся страшное напряжение последних дней. Галя Громова, напротив, вела себя рассеянно и задумчиво. Она так и не объяснила Виктору причину своего неожиданного решения идти за ним, но молодой человек и не настаивал на ответе.

Виктор пересказал своим спутникам переданное от Лизы сообщение, а также предупредил их о том, что его могут искать головорезы Хотьковской группировки. Сейчас беглецы находились на контролируемой «хотьковскими» территории, так что приходилось соблюдать особую осторожность.

На улице стемнело. Огонёк мог выдать расположение беглецов, поэтому Галя погасила свечи, и все сидели в темноте. Виктор периодически подходил к выходящему на монастырь окну и долго сквозь разрезы в простыне смотрел на далёкие стены и башенки. Придут девчонки или не придут? Галя была настроена скептически и предлагала не рисковать понапрасну, ожидая возможно передумавших девушек, а как можно скорее уходить из Хотьково. Она гораздо лучше самого Виктора понимала взаимоотношения и настроения внутри их женского коллектива и достаточно убедительно доказывала спутникам, что ждать остальных одноклассниц совершенно напрасная трата времени. Виктор это и сам понимал, но всё же собирался сдержать данное им слово и ждать ещё сутки до следующего вечера.

После полуночи, когда Ромка и Галя давно уже спали на комфортных кроватях, уставший Виктор решил и сам уже ложиться. Он умывался перед сном, когда сработала установленная им на лестнице примитивная сигнализация – зазвенели падающие пустые консервные банки и бутылки. Кто-то в ночной темноте не заметил натянутую над ступенью лестницы тонкую чёрную нитку и порвал её. В одних трусах молодой мужчина выскочил в коридор и, держа в руках «Гюрзу» и прижимаясь к стенам, пошёл выяснять причины шума.

На лестнице стояли девчонки. Они страшно перепугались внезапного грохота и были рады появлению знакомого им взрослого мужчины, пусть даже и едва одетого. Извинившись за свой внешний вид, Виктор быстро оделся и провёл девчонок за собой в комнату, усадив на разложенном диване и креслах. Всего перебежчиц оказалось семеро – Иванова Настя, две Лены – Иванова и Старостина, Маргарита Буйнова, обе поварихи отряда – Александра Вышкина и Света Камышева, а также совершенно незнакомая рыжая девушка.

– Рассказывайте, – предложил им Виктор, усаживаясь на стул перед ними.

Сперва девушки начали, перебивая друг друга, говорить все вместе. Но потом инициативу неожиданно взяла Вышкина Александра, остальные лишь изредка дополняли слова подруги. Вообще раньше Виктор практически не общался с этой небольшой жилистой девчонкой с русыми прямыми волосами – та не лезла в добровольцы, никогда не ходила с ним в разведку и как-то сразу выбрала тихую скромную должность поварихи отряда. Поэтому сейчас Виктор как бы заново знакомился с ней. Девушка же оказалась бойкая, с хорошо подвешенным языком, зорким цепким взглядом и прекрасной памятью.

От неё Виктор узнал, что в монастыре осталось только шесть монахинь, включая новую игуменью. Все остальные монахини погибли в самые первые дни войны – от выстрелов летающего охотника и при пожаре, уничтожившем многие деревянные постройки на территории монастыря. На второй день вторжения в монастырь привели выживших учениц женской школы-интерната, их осталось тридцать школьниц из более полутора сотен. Погибли целые классы вместе с учителями. Причём половина погибших пришлась именно на второй день – по дороге к монастырю их колонну обнаружил летающий охотник…

Сейчас в монастыре действовали очень жесткие правила поведения, за соблюдением которых пристально следили монахини. Так, у приведённых Виктором девушек потребовали немедленно избавиться от «бесовской одежды и вещей» – защитные костюмы, ботинки, нижнее бельё, рюкзаки были сложены в одну большую кучу и сожжены на мусорке. Девушек заставили временно переодеться в школьную форму интерната. Тем же, кто выкинул оказавшиеся слишком рваными или грязными длинные юбки и светлые блузки формы, дали по простой длинной ночной рубахе. Впрочем, и тем, и другим объявили, что это временно – уже на следующий день девушкам полагалось самим своими руками сшить себе монашеские одежды. С обувью оказалось сложнее – уже уничтожив по приказу игуменьи свои походные сапоги и ботинки, девушки выяснили, что замены вообще не нашлось. И хотя игуменья Анастасия пообещала, что вскоре в монастырь привезут для девушек подходящую обувь, пока что приходилось ходить босиком.

А затем каждую вновь прибывшую девушку по очереди вызывала к себе игуменья и вела долгую обстоятельную беседу. Монахиня интересовалась, насколько хорошо ученица знает Святое Писание, а также задавала разные вопросы по поводу православных праздников, постов и ритуалов. Затем давала каждой новой обитательнице монастыря какое-то поручение на ближайшие дни – помогать другим сёстрам разбирать сгоревший амбар, поливать водой грядки, обметать нитками ткань для постельного белья и так далее.

Когда очередь говорить с настоятельницей дошла до Александры Вышкиной, едва начался разговор, как в комнате игуменьи зазвонил мобильный телефон. Голос звонившего был мужской. Своего собеседника игуменья называла «братом», и у невольно присутствующей при этом разговоре девушки сложилось впечатление, что речь идёт именно о кровном родстве, а не духовном. Разобрать, что брат говорил настоятельнице, было невозможно, но в какой-то момент игуменья оторвалась от трубки и задала вопрос скромно сидящей на стуле Александре:

– Как зовут того парня, который сегодня привёл вас сюда, с которым вы несколько дней шли?

– Его зовут Виктор. Фамилию я не знаю, – честно ответила удивившаяся такому странному вопросу Александра.

Настоятельница пересказала ответ девушки своему собеседнику. Затем опять повернулась к Александре и задала новый вопрос:

– Куда этот Виктор ушёл? Он говорил вам, куда собирается идти после того, как отведёт вас сюда в монастырь?

Александра ответила, что не знает. Больше девушке никаких вопросов не задавали. А между тем игуменья сказала брату:

– Звонил Пашка Коробков. Да, тот самый. Он большой шишкой стал у «зубачёвских». Предлагает завтра-послезавтра встретиться со мной, хочет что-то предложить.

Монахиня помолчала, слушая долгую речь собеседника, и сказала:

– Я тоже так думаю. Хорошо, запомнила. Если на меня будут давить, говорю в трубку «всё в порядке». Если давления не будет, то произношу слова «мне некогда, потом поговорим». Да запомнила я. Береги себя!

После этого игуменья поинтересовалась, чем занималась в походе Александра? Услышав ответ, настоятельница отправила Александру работать на кухне и позвала следующую новоприбывшую девушку. А поздно вечером к ним в маленькую комнату приковыляла Лиза Святова на костылях. В длинной и необъятной белой рубахе с чужого плеча она смотрелась нелепо и жалко, но это не уменьшало решимости девушки. Прежде всего, Лиза поинтересовалась у работавшей на кухне Александры, сколько припасов хранится в подвале? Услышав подробный отчёт, школьница скривилась: