Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они вышли на остановке «Театральная школа». «Здесь всегда была школа, просто ее владельцы менялись», – объяснила Любляна, и только тут она спросила его:
– Милый, а ты меня дождешься?
Пе́трович утвердительно кивнул головой. Если Шнайдера не подводит интуиция, то так будет даже безопаснее. Но, Влад, я хочу, чтобы твои полномочия сегодня вечером закончились на этой остановке.
– А что мы будем делать завтра? – Девушка чмокнула его в щеку и тут же опять спросила: – У нас будет выходной? Или ты хочешь поработать? Тогда я поработаю с тобой. Подумай, пока я буду заниматься. – И она потащила его за рукав к школе.
Пе́трович послушно последовал за ней и вдруг остановился. Он вспомнил дневной кошмар. А чего тут думать? И сказал:
– Завтра… Завтра мы поедем на прогулку. На озеро. В Рейнензиштадт.
Любляна потянулась еще раз чмокнуть его, но Пе́трович отстранил ее – они уже стояли на пороге школы.
Кристина встретила их у входа. Рядом с ней, в тяжелом пальто и с тростью, стоял высокий седоусый господин.
– Познакомьтесь. Это – Георг, наш дворецкий. Да, вы – тезки.
Любляна побежала переодеваться, Пе́трович с Кристиной отошли к окну, а дворецкий так и остался стоять у входа. Привычка поколений.
Кристина закурила (на подоконнике стояла пепельница) и сказала:
– Рада тебя видеть. Даже несмотря на обстоятельства. Видишь, теперь по вечерам Георг сопровождает меня. Рамону это тяжело, а мне стало очень неспокойно. О чем ты хотел поговорить?
– О неприятном, но необходимом.
– Давай, мне кажется, я уже ко всему готова.
– В вашем деле есть два нюанса, о которых ты должна сказать своему адвокату. Не спрашивай, откуда у меня эта информация. Я и юристу не скажу. Первое, что он должен знать, что ни на одной гильзе из этого пистолета нет никаких отпечатков. Если дело дойдет до суда, – тут Кристина вздрогнула, нет, девочка, ты еще не ко всему готова, – если дойдет, то юрист должен будет задать прокурору вопрос: есть ли отпечатки на гильзах? Второе – непростой вопрос тебе. Сначала скажи мне, помнишь ли ты имя врача, лечившего твоего брата от клептомании?
– Откуда? Я и дома-то тогда не жила. Помню только, что Герберт в одном из своих писем упоминал клинику в Рейнензиштадте.
Это следовало ожидать, подумал Пе́трович, и задал свой непростой вопрос:
– Готова ли ты пожертвовать братом ради Рамона?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Не для того, чтобы прямо сейчас услышать ответ. А для того, чтобы это знал твой юрист. Это второе, что ты ему должна сказать. В случае крайней, – Пе́трович сделал ударение и еще раз повторил… – Крайней необходимости он сможет доказать, что у брата был мотив для убийства мальчика.
– Какой?
– Пока говорить не буду. Мне еще надо кое-что выяснить. Но две вещи я могу узнать прямо сейчас – от тебя. Ты официально – замужем?
– Нет, и не была.
– Тогда еще один вопрос – когда были проданы ваши родовые владения?
– Откуда я знаю? Подожди, давай спросим у Георга. Он наверняка знает. Георг, подойдите к нам.
Дворецкий приблизился.
– Скажите, пожалуйста, когда было продано наше родовое поместье?
– Оно было продано сразу же после распада империи.
Кристина обернулась к Пе́тровичу:
– Этого достаточно?
– Скажите, пожалуйста, а деньги от продажи, – Пе́трович старался аккуратно подбирать слова, – они поступили сюда?
– Да. Именно на них была куплена киностудия.
– Спасибо.
– Спасибо, Георг, – Кристина бережно тронула дворецкого за рукав, и тот отошел.
– Даже не знаю, как буду сегодня работать после твоих вопросов. – Кристина затушила сигарету и тут же закурила еще одну.
– Тогда один частный вопрос о твоей профессии? Это ты научила Любляну поднимать брови?
– Да.
– Это сложно?
– А почему ты спрашиваешь? Хочешь сам попробовать?
– Может быть.
– Попробуй. Только – не увлекайся. Сначала надо понять, есть ли у тебя способности к мимике. А потом – только тренировки.
– А почему не увлекайся?
– Все начинают с тренировки выражения удивления. Но старые актеры говорят, что со временем бровь начинает непроизвольно подниматься даже в быту, когда ты говоришь неискренне. Когда ты непроизвольно начинаешь играть.
– То есть, если я веду себя нормально, то бровь не поднимается, а если я начинаю лукавить, то она поднимается, так?
– В общем, так. Но у меня этого никогда не было.
– Ты всегда, – Пе́трович вспомнил и сидение нагишом на кровати, и разбитую бутылку из-под шампанского, – вела себя естественно.
– Все, – Кристина затушила недокуренную сигарету, – мне надо идти.
– Могу я попросить тебя еще об одном?
– О чем?
– Мне бы хотелось поговорить с вашим дворецким.
Кристина повернулась:
– Георг, можно вас попросить ответить на вопросы, которые интересуют этого господина? Это – доктор Пе́трович. Не волнуйтесь, он – мой друг. Я пошла работать.
Тезки посмотрели друг на друга. Пе́трович обратился к дворецкому:
– Георг, можно вас так называть? – И, увидев кивок головы, спросил: – Вы же будете дожидаться Кристину, да?
– Да.
– А я – ее ученицу. Может быть, пойдем куда-нибудь посидим?
– Доктор Пе́трович, я так редко выбираюсь в город, что мне хотелось бы просто по нему погулять.
Аудитор еще раз отметил тяжелое, наверняка теплое пальто и ответил:
– С удовольствием.
Они вышли на улицу и не спеша двинулись в сторону центра.
– Скажите, Георг, в кабинете вашего полковника кто-нибудь когда-нибудь оставался один?
– Вы задаете мне тот же самый вопрос, который интересовал следователя. Поэтому я вам отвечу то же самое. Да, в тех случаях, когда кто-то приходил на игру раньше, а кто-то позже. Тогда полковник выходил на лестницу встречать гостя, и тот, пришедший ранее, оставался на несколько минут один. Но на несколько минут. Правда, был один случай, когда в кабинете без присмотра один гость оставался достаточно долго. Следователь настоял, чтобы я назвал его. Назову и вам. Это владелец конного завода. Когда полковник уже знал об окончательном диагнозе, то предложил членам клуба избрать нового председателя. Они избрали хозяина конного завода. Полковник с ним договорился перед следующей игрой встретиться пораньше, чтобы он смог передать дела – лицензию на частный клуб, отчеты. А когда они вдвоем сидели в кабинете, к нам в сад вломились пожарные. Им кто-то позвонил из телефонной будки напротив нашего дома и сказал, что над крышей виден дым. Тогда полковник вышел к ним, долго их убеждал, что это ложная тревога, потом попросил меня провести их быстро по дому, чтобы они сами во всем убедились, а сам вернулся в кабинет. Все.
– А брат – он оставался