Резиновые пальцы дотронулись до моих.

— Покалывает и пульсирует, есть такое?

— Это что, снаружи тоже ощущается?

Она улыбнулась и отрицательно качнула головой.

— Пошевели ими.

Потом она осторожно потянула за каждый палец и по очереди согнула все суставчики у меня в кисти. Я старался слишком громко не кричать, а то мама бы снова вернулась.

— Перелома нет, — констатировала она, — просто сильный ушиб.

— Ушиб?

Может, кричать надо было и погромче.

Нанеся мне на пальцы столько мази, будто она просто выдавила на них весь тюбик целиком, Зубида их еще и забинтовала. При ходьбе мне нужно было держать руку вертикально поднятой. А ухо, когда его зашивали, я вообще не чувствовал, его заморозило, но я был рад, что теперь всем было видно, что я пострадал.

Я думал, что в коридоре все стихло, потому что па удалось маму успокоить. Но оказалось, что там уже никого не было.

— Вы знаете, куда они пошли?

— Пойдем-ка.

Зубида подтолкнула меня вперед, и мы пошли по коридорам.

— Не забывай руку держать вертикально.

— Нам же не надо заходить к Люсьену, ведь нет?

— Не волнуйся.

Зубида подвела меня к серой двери в каком-то коридоре, куда я еще никогда не заходил, и сказала мне постучать.

— И никаких стажеров к нему не посылайте, — услышал я голос ма, когда мы зашли.

— Мы и не посылаем к нему стажеров, — ответила женщина с черными волосами, торчавшими сосульками во все стороны, которая только что сделала Люсьену укол.

— Ох, милый!

Я вытянул вперед руки, но ма отстранила меня, потому что сначала хотела посмотреть, что у меня с ухом. Казалось, она хочет что-то сквозь пластырь разглядеть. Я застонал, хоть анестезия все еще действовала.

— Сшила все, как было, — сказала Зубида, гордясь своей работой. Па поблагодарил ее, а ма только кивнула. — Ближайшие несколько дней надо протирать ваткой с раствором бетадина и каждый раз заново накладывать повязку. Через две недели зайдите к вашему врачу, чтобы снял швы.

Па тоже прожигал повязку взглядом, словно вглядывался в длинный темный туннель.

— Слава богу, все обошлось, — сказала ма и прижала меня к груди.

— Ай… моя спина, — прокряхтел я. Она быстро заглянула мне под майку, развела колени в стороны, и я оказался зажат между ними.

— До свидания, Брайан.

Я помахал Зубиде на прощание.

— Так, ладно, — сказала женщина за столом. — Может быть, обсудим все это втроем?

— Брайан никуда не пойдет, — категорично заявила ма. — Он может рассказать, что там случилось.

— Ладно, — снова повторила женщина за столом. — Итак, я уже сказала вам, что это не первый подобный инцидент.

— Такие у меня мальчишки, они просто играют неосторожно, и тогда может случиться такое. Да ведь, Брайан?

Ма активно закивала, побуждая меня повторять за ней.

— Я только хотел его погладить.

— Брайан сейчас же пойдет и извинится перед Люсьеном, на этом, по-моему, весь инцидент будет исчерпан.

— За что это мне извиняться?

Ма притворилась, что не слышала вопроса.

— Послушайте, но вы же и сами знаете, что это не первый раз.

— Эти ваши стажеры, — перебила ее ма, — они считают себя чуть ли не Матерью Терезой, а сами понятия не имеют, как нужно обращаться с моим мальчиком.

— Стажеры работают под постоянным надзором одного из наших сотрудников и могут только ассистировать. К тому же…

Женщина с волосами-сосульками расстегнула манжеты и закатала рукава до локтей.

— Об этом я вам еще не рассказывала.

Было похоже, будто под кожей у нее на руке выросла мышца, как у качка.

— Это сделал Люсьен в прошлый вторник, когда мы его купали.

На руке виднелись четыре длинных окровавленных следа, вокруг которых уже рассасывался желто-зеленый синяк.

— И вот это. Это было чуть раньше.

Второй желтый синяк виднелся у самого локтя, и с него еще не сошла корочка.

— А я работаю здесь уже тридцать два года, так что стажером меня назвать сложно.

Ма расстегнула и снова застегнула замочек своей сумки.

— А откуда мне знать, что это именно Люсьен вас укусил, а не кто-нибудь еще?

— Оттуда, что я вам это говорю.

Женщина с сосульками не отводила от ма взгляда.

— Если бы вы знали, как обращаться с моим сыном, этого бы не случилось.

— Раньше он только иногда мог прикусить, но в последние недели он все чаще кусает до крови. И это еще не считая того, что он щипается. А чем дальше, тем сильнее он будет становиться. Нам необходимо это как-то решить. Мы можем использовать лекарства. Это мы с вами уже обсуждали. Но вы отказываетесь об этом подумать. Мы не можем брать на себя такую ответственность, ведь есть риск, что может случиться что-то действительно серьезное, и риск этот слишком велик. Мы же несем ответственность за всех наших пациентов, — начала она перечислять, загибая пальцы, — за персонал и, конечно, за жизнь и здоровье самого Люсьена.

Ма снова начала рыться в сумочке. Мы, все трое, внимательно за ней наблюдали, ожидая, что же она оттуда вытащит. Это оказался носовой платок. Она зажала его в кулаке. И сумочка снова закрылась.

— И что же? — немного неловко спросил па. Его губы были напряжены и плотно сжаты, общаться он мог только короткими репликами.

— Что вы имеете в виду?

— Какое решение?

— Не надо лекарств, — измученно и очень тихо произнесла ма. — Дома он всегда был спокойным, послушным мальчиком.

— Охотно вам верю, — отреагировала женщина. — Но мы видим только то, как он ведет себя здесь, и принимаем решения исходя из этого.

— Вы меня слышали, — упорствовала ма.

— У нас есть очень хорошие успокоительные. Они улучшат общее самочувствие Люсьена, а значит, окажут положительное действие и на качество его жизни, и на его безопасность. И на других пациентов тоже.

— Нет, — сказала ма так, будто, еще раз подумав, приняла решение. В подтверждение она нервно замотала головой из стороны в сторону.

— Некоторые родители предпочитают ограничить физическую активность, но мы не приветствуем такой подход. Пациенты, которые сидят с Люсьеном за одним столом в столовой, боятся его, так что мы в большинстве случаев сажаем его отдельно. И он сейчас лежит в одной палате с Лиззи, но это очень уязвимая и ранимая девочка. Один раз он уже чуть не укусил и ее.

— Чуть не… — эхом повторила ма.

— Ну, сегодня он не промахнулся.

Женщина посмотрела на меня.

— Это они просто так играли.

— Я только хотел его погладить.

— Брай! — голос прозвучал, словно удар хлыста.

— Но правда! — возмущенно закричал я. — Я хотел его успокоить! Как ты это всегда делаешь!

Женщина с сосульками приветливо мне улыбнулась.

— А какие