Будь у Артема нож, он с удовольствием воткнул бы клинок Доценту под нижнюю челюсть. Так, чтобы нож прошил язык и воткнулся невыносимому оратору в больной мозг. Не факт, что это могло его заткнуть, но имелся хотя бы шанс. В противном случае Артему грозило «наведенное» психическое расстройство. Он уже дважды ловил себя на том, что начинает мыслить почти как Доцент. А еще говорят, что сумасшествие не заразное заболевание, мол, «каждый сходит с ума поодиночке, это только гриппом все вместе болеют». Чушь!

– Тысяча человек! – Доцент легко и без видимых причин перескакивал с одной отвлеченной темы на другую. При этом старатель автоматически делал разные дела в реальном мире. Шел по маршруту, кивал знакомым, иногда останавливался, чтобы прицениться к товарам, и даже покупал кое-что, торгуясь жестами. И не переставал бормотать, то громче, то тише. Складывалось впечатление, что в нем живут сразу два человека. Один молчаливый, разумный, практичный и другой болтливый, сумасшедший, бесполезный. – Раньше в каждом доме любого спального района жило полторы тысячи человек. Это было не очень много. Даже мало. Подумаешь, полторы тысячи! Всего один дом. А теперь это целый город, огромная толпа, столпотворение, не протолкнуться. Даже тысяча выживших из миллиона это много, очень много. Редко, где такие показатели. Города были разрушены не бомбами, а в первую очередь пустотой. Ведь их некому стало обслуживать. Это ведь только кажется, что им не надо ничего, если в них никто не живет. Нет, они сразу же начинают рушиться, сразу, в тот же день! Рвутся трассы и не ремонтируются, пожары возникают и не тушатся, где-то ветер что-то уронил, где-то мусором забило стоки и пошел эффект домино. Не надо никаких бомб, чтобы уничтожить брошенный город. Он сам себя уничтожит. Хаос сильнее порядка, потому что он естественнее, ближе к природе, нравится нам это или нет. В хаотическом движении прячется истина, в нем миллионы случайных комбинаций, из которых сохраняются лучшие. В этом и развитие, в этом отбор. Плохо для нас, да, хочется жить, но нас никто не спросит. Если мы будем угодны природе, нас вынесет на гребне волны, как пену, если нет, то и нет. Хаос отбора справедлив…

Артем скрипнул зубами. Почему старателя прозвали Доцентом, он уже понял. Рассуждал Доцент не как обычный чокнутый, а как сумасшедший с образованием. И, наверное, именно эта маскировка бреда под околонаучные размышления делала его даже убедительным и погружала слушателя в состояние легкого недоумения: «А может, все так и есть, как говорит этот чокнутый, может, Доцент и не сумасшедший вовсе?»

И все-таки очень хотелось треснуть его чем-нибудь тяжелым по голове. Нудное бормотание Доцента не просто встало Артему поперек души, а еще и побуждало к плохо продуманным действиям. Удержало от резких движений и хоть как-то успокоило Артема знакомство с Галкой.

Как только Доцент привел Артема в свою землянку, скаут понял, что даже в самой плохой ситуации может обнаружиться положительный момент. Не попади скаут в руки безумного старателя, ему не выпал бы случай познакомиться с этой своенравной, но интересной во всех отношениях девушкой. Она понравилась Артему сразу. Ответной положительной реакции он не заметил. Прикованная к ржавому автомобильному мотору Галка встретила Доцента и его нового раба недобрым взглядом и бранью, но относилось это все по большей части к хозяину. Артему досталось только пренебрежительно-раздраженное «чего уставился».

– В Древнем Риме говорили: «Идущие на смерть приветствуют императора». Это про гладиаторов. – Пристегнув Артема рядом с Галкой, старатель принялся набивать рюкзак нужными в походе вещами. – Вы тоже пойдете ради меня на смерть. Галка первой, Артемка вторым. Вы не выживете, никто не выживает. Но это нестрашно. Я найду других. А если выживете, сэкономите мне денежки, я вас… награжу. Нет, не отпущу, не надейтесь. Откупные ваши – по пять тысяч на нос. Вам долго придется работать. Оникс. Мне нужен оникс. Я увидел его в кислотной яме. Там, у большого цеха, на пустыре за погрузочным, справа от круглых баков, если смотреть в сторону «авроры». Знаете? Нет? Узнаете. Это котельная с тремя трубами. Но мы туда не пойдем, там много шума и ничего хорошего. Мы через главный цех, в дыру и на пустырь. Кислотная яма там. Ониксы. Много. Столбы гудят. У-у-у. Но если успеть, все получится. Пока гул у-у-у, а не у-у-у, – Доцент перешел на бас и загудел гораздо громче, – можно не бояться. Но когда совсем пароходный гудок, тогда бегом наверх и подальше. Потом ба-бах! Пыль, взрыв, клочья. Но сначала оникс мне! Потом бегом…

– Кто бы тебе глотку вырвал, – прошипела Галка. – В ушах звенит от трепа бесконечного. Заткнись хоть на миг!

– Все просто, все нормально, все получится…

Доцент, проходя мимо Галки, вдруг сильно ударил ее кулаком в лицо. То есть практичная часть натуры отреагировала на дерзость рабыни, а бесполезно-болтливая тем временем продолжила монолог в пустоту.

Удар отбросил девушку на Артема. Скаут, как сумел, поддержал ее, но Галка не задержалась на месте. Она тут же дернулась, пытаясь броситься на Доцента. Ничего не вышло, ведь руки у рабов были скованы за спиной наручниками, а к балласту-мотору Доцент пристегнул их еще двумя парами наручников. Теоретически Галка могла достать Доцента ногой, но только теоретически: слишком короткие были «поводки», чтобы встать в полный рост и зарядить с ноги.

Галка все-таки попыталась лягнуть вражину, но тот был уже слишком далеко – у стены со стеллажом, на котором были выставлены банки с какими-то химикатами. Остановился и продолжил бормотать:

– Недавно возрожденцы с кочевниками бились. Не здесь, к Лесу ближе, в Выселках. А потом на Химзавод все ринулись. Зачем, спрашивается? И зачем Швед кочевников повел подвалами? Никто не знает, ушли потом все куда-то. Бумажек с печатями набросали и ушли. «Вектор» искать. Знаете о нем? Знаете, вижу. А не знаете, и не надо! Это секрет. Кто им интересуется, долго не живет. Точно, точно. Вот и Шведа давно не видно. Почему? Да потому, что бумажки с печатями «Вектора»! А подвалы еще тогда провалились, Лес туда корни протянул, но потом одни завалило, а другие как овраги сделались. Вот и начала в провалах кислота бурлить. Не везде, местами, зато сильно. И арты пошли, как грибы после дождя. Всякие были, но я ониксы люблю. Полезные они и стоят дорого…

– Плохо дело, – утирая плечом кровь с разбитой губы, шепнула Артему Галка. – Из «кислотной ямы» трудно выбраться живым. Надо валить этого гада прямо здесь!

Артем оставил ее реплику без комментариев.

– Все связано в природе, свято место пусто не бывает, – продолжил бормотать Доцент. – Там убудет, здесь прибавится. Здесь подставят, там сами подставятся. Думаете, не так? Все так, у всего есть отдача. Бывает, не сразу отдача чувствуется, но это неважно. Вот, например, не пустили тебя егеря, Артемка, к Лесу. Обстреляли да залечь вынудили. Знаю историю, знаю, Мытарь рассказал. А зачем они так сделали? Не подумали, что кочевники вас нагонят? Точно знали, что так получится, потому и обстреляли. Теперь им отдача полагается, вздернут их дружка. Все связано…

Артем насторожился. Последние несколько фраз по интонации не сильно выделялись из потока слов, но по смыслу явно были обращены конкретно к Артему. Егеря умышленно остановили группу Бондарева, чтобы ее нагнали кочевники? А ведь Артем и сам о чем-то подобном думал. Кто, кроме егерей, мог стрелять со стороны Леса, не опасаясь, что зеленый монстр рассердится? Только егеря. Прочитали какие-нибудь заклинания, и огонь! Артем еще в овраге об этом подумал. И Бондареву пытался об этом сказать. Только не сформулировал внятно, поскольку засомневался, откуда у егерей автоматы и почему это Василиса и Сиплый подставили вместе с Бондаревым и скаутом еще и своего товарища, Грома? И вот вдруг Доцент подтвердил версию Артема. Насчет Грома и автоматов так и не прояснилось, но все равно очень странное получилось совпадение.