И тогда он вспомнит. И начнет разбираться дальше. В конце концов позвонит ей в дверь – и все, что она последние четыре года так усиленно пыталась похоронить и затоптать в землю, вытащит из могилы обратно на свет.

Присутствие Корабля вызывало у нее мурашки на затылке – ледяное предчувствие. Ее взгляд неотвратимо поднимался к небу… а мысль коснулась этих существ, самых странных, самых чужих, какие только известны гуманоидной цивилизации, – лишь едва, в момент неконтролируемого страха. Ей казалось, что Те, что бдят во Вселенной, на нее пристально смотрят с ясного н-н-йоркского неба… что они пробираются ей в мозг и прямо-таки трясутся от алчности. Они знают о ней, как знают и о Лусе; Камёлёмӧэрнӱ и Лӱкеас Лус, их любимая парочка. Они сверлят ее взглядом, как канатоходец, наблюдающий за своим конкурентом на раскачивающемся канате. Они так долго ждали. И теперь желают видеть это падение.

На мгновение ею овладел страх, а с ним и чувство, что, если она не сделает что-то прямо сейчас – если не будет рядом с Лусом, чтобы незаметно поддержать силу его забвения, – все необратимо пойдет прахом. Она больше не могла внушать себе, что зӱрёгал вовсе необязательно найдет его и буря может миновать, а катастрофа не произойти. Пока Камёлё не возьмет контроль над этим делом, ей не обрести спокойствия.

Она вышла с проспекта Милости Аккӱтликса и свернула в парк. Села на лавочку в стороне от уличных фонарей, одна, и закрыла в темноте глаза. Целых четыре года она старательно избегала Луса. Стоило лишь заглянуть в протонацию – и вот он.

Ӧссенский квартал. Ӧссенская чайная…

Она сжала зубы, увидев остальную картину.

Лукас Хильдебрандт был там на свидании.

* * *

Тройка металлических ножек ӧссенской чашки скользила между пальцами Камёлё, туда-сюда, непроизвольное движение. Чайная была полна ӧссеан, но она к ним сидела спиной и смотрела в стену. Ни на кого не глядя, плыла на переливающихся волнах разговоров… в смеси дребезжащих «р» и растягиваемых гласных своего родного языка; в звуках на заднем фоне и в болоте эмоций, сквозь которые ее мысли продирались к одному конкретному столу.

Лус и его девушка сидят в углу. Шорох одежды, когда Лус снимает пончо. Блеск герданского шелка его рубашки. Людное место, точка на воображаемой ментальной карте. Камёлё рискнула и посмотрела через плечо, а затем вернулась в состояние глееваринской невидимости. Но для создания связи этого хватило. Своей мыслью она была настолько близко к Лӱкеасу Лусу, насколько хватало смелости… на самом краю льда и тьмы.

Тьмы?!

Она касалась чего-то отвратительного, чего-то черного, ледяного, страшного. Оно было повсюду вокруг Луса: облако, которое обычные человеческие глаза не увидят, но она, как глеевари, его четко воспринимала. Едва она в него погрузилась – сразу почувствовала, как оно высасывает из нее силы. Холод забирался ей под ногти и концентрировался на затылке. Необратимо.

Она сжимала зубы. Вдруг вернулось все то, что она так настойчиво пыталась забыть. Лус на Ӧссе. Его дерзкая самонадеянность. Все эти бесконечные дебаты, которые они вдвоем вели иногда до самого утра. Наивная надежда, что ей удастся его убедить. И наконец понимание – его не убедит ничто. Ей хватило лишь коснуться носом его ауры, лишь обмакнуть палец в эту грызущую пустоту… чтобы вспомнить совершенно точно, как сильно она его ненавидит.

Камёлё не хотела смотреть на это. Лучше переключить внимание на женщину, потому что это был объект куда безопаснее. Ее зовут Пинкертина Вард. Скучная, незначительная личность, тепличное растение, почти выветрившийся аромат. Подруга детства Луса, такая мечтательная блуждающая душа, которая напредставляла себе с ним жизнь, а на самом деле значит для него не больше, чем все та же подруга детства. Стоило только копнуть глубже в прошлое – и Камёлё раскрыла весь набор: неловкие осложнения романтической любви, детские и инфантильные приступы обожания, снопы неисполненных желаний. Она рассмеялась. Липкий комок сомнений, замешательства, страха. Он цеплялся к ней как чертополох.

Однако вот они, сидят вдвоем, вопреки всем ожиданиям. И Пинкертинка-Цветинка свое получила. Она сама не своя от мысли, что Лукас Прекрасный нашел для нее время. Рё Аккӱтликс, есть ли смысл так надрываться с этой телепатией? Все ведь так предсказуемо.

Но кое-что Камёлё здесь смутило. В этой встрече было что-то странное. И чем дальше она заглядывала, тем больше ей открывалось, как будто камера приближала картинку. Пинкертина, нежная душа, пришла сюда с какой-то целью. Она специально спровоцировала эту встречу – хотя обычно так не делает, – чтобы что-то передать Лукасу. Но ее запал быстро иссяк. И вот она сидит здесь. Не знает, что делать. Безуспешно собирает всю храбрость; безуспешно спрашивает сама себя, зачем она вообще решила вытащить это дело на свет.

Речь о каком-то письме. Примерно двадцатилетней давности.

Камёлё нащупала своей мыслью сложенную полоску бумаги, лежащую в сумке девушки. Отец Лукаса хотел, чтобы она передала это письмо. Однажды. Когда настанет нужный момент.

А что это за нужный момент?!

В психосфере не существует случайностей – только синхроничность. Спустя четырнадцать дней после того, как Лукас начал свое расследование, эта девушка сидит здесь, за одним столом с ним, хотя в нормальных обстоятельствах никогда бы не осмелилась ни на что подобное. Вдруг – вдруг! – она вспомнила о деле, которое у нее так долго выходило игнорировать. Она думает, что должна сказать Лукасу прямо сейчас. Это стало настолько невыносимым, настолько неотложным, что она и правда начала действовать. Она и сама, скорее всего, понятия не имеет, какая муха ее укусила; что это вдруг зашевелилось в ее памяти или совести и почему прямо сейчас. Но Камёлё не нуждалась в объяснениях. Между отдельными событиями, на первый взгляд, причинной связи может и не быть, но общая причина быть должна. Общая причина, которая привела в движение действия всех сторон. Пусковой механизм, запланированный – когда-то. Кем-то.

Рё Аккӱтликс. Ей почти стало жалко эту девчушку. Ведь это, похоже, результат глееваринского вмешательства.

Она медленно рассматривала письмо. Цветинка-Пинкертинка как раз пока не собирается выкладывать его на стол. В свое время она хотела его прочитать и неосторожно порвала – как неловко! А затем поняла, что оно написано на языке, которым она не владеет. Из ее мыслей содержания не узнать.

Камёлё внутренним зрением наблюдала, как Лус общается с официанткой и берет меню. Скоро закажет ужин. А пока эти двое будут его ожидать и сидеть за чашкой чая, Сиротинка наконец решится. Рё Аккӱтликс, она ведь взрослая женщина! Может, все это дело с письмом ей и неприятно, но ведь это не конец света. Она объяснит Лусу, как была в шестнадцать лет глупа в своих попытках тайно подглядеть, даст ему открытое письмо – и оба рассмеются.