– Я хочу поцеловать тебя, Уллира, ты не против? – это сказал мужчина.

– А почему ты спрашиваешь? Ты мой хозяин, – ровный голос Бездушной.

– Потому что я не хочу делать то, что тебе не нравится, – ответ Карателя заставил Таннию задуматься. – Пожалуйста, Уллира, говори мне, если что-то не так.

– Ты не накажешь меня? – последовал следующий вопрос Уллиры.

– За что? – в словах Карателя слышалось искреннее удивление.

– За то, что я не хочу делать то, что тебе хочется, – пояснила Бездушная.

Танния услышала громкий вздох.

– Это глупо, Улли, наказывать только за то, что наши желания не совпадают. Я не собираюсь заставлять тебя делать то, что тебе не нравится, и я не твой новый хозяин. Скорее, учитель. Так ты не против, если я поцелую тебя? – теперь голос Карателя звучал мягче, глуше. – Ты красивая девушка, знаешь?

– Прежний хозяин говорил, – бесстрастно ответила Уллира. – Я не против, Риммер.

Воцарилась тишина, и Танния неторопливо двинулась дальше, размышляя над услышанным. Возникла мысль, а как бы отнёсся Корхилл, если бы Тан отказалась с ним целоваться. Но проверять не захотелось, да и целовался Каратель неплохо, его прикосновения отвращения у Бездушной не вызывали. Неожиданно вспомнилось утро, и в груди что-то как будто царапнуло. А вот то, как он отнёсся к ней практически равнодушно, вдруг стало неприятно, думать об этом не хотелось. Танния невольно ускорила шаг, ноги понесли её на берег озера, в дальнюю часть, которая не просматривалась из Дворца – снова потянуло окунуться в воду, ощутить её прохладный шёлк на обнажённой коже. Почувствовать спокойствие. Отпустить мысли… Тан вышла на берег, скинула туфельки и пошла босиком, запуская пальцы в песок. Это оказалось очень приятно, и Бездушная замедлила шаг, получая удовольствие от незамысловатого действия. Удалившись достаточно от Дворца и зайдя за кусты с широкими листьями, образовывавшие уютную полянку, она скинула платье и зашла в воду, а потом медленно поплыла вперёд. По телу разливалось приятное ощущение, и в голове Таннии всплыло слово: наслаждение. Да, пожалуй, так и есть. Она наслаждалась плаваньем. И это было хорошо.

До ярмарки мы ехали молча. Притихшая Финира прижималась ко мне, и я чувствовал, как она напряжена, но заговаривать с ней не торопился. Время от времени моя ладонь поглаживала её плечо, и так и тянуло коснуться губами светловолосой макушки, однако я сдерживал собственные порывы. Нире нужно осмыслить случившееся, осознать до конца, и возможно, она вспомнит что-то ещё. Раз процесс пошёл, значит, всё поправимо, Любовь права, и чувства вернутся к Бездушной.

– Я любила брата, – вдруг раздался тихий голос Финиры. – Он… хороший был, – чуть запнувшись, добавила она.

На языке вертелся вопрос, почему же тогда он её предал, за что его убили, но я промолчал. Закралась мысль, что всё было не так просто, особенно памятуя дневники Собирателя, и уверен, ситуацию грамотно подстроили именно для того, чтобы заполучить Финиру. И я всё-таки поцеловал светлую макушку, чуть прижав девушку к себе. В груди шевелилась нежность к Нире, и назвать её Бездушной уже язык не поворачивался. Она ведь плакала, а те, у кого нет души, плакать не умеют.

– Мы тоже на ярмарку ходили, – снова заговорила Финира, почти пробормотала под нос. – Там было весело…

Хорошо бы, она вспоминала только хорошее, а всё плохое, что с ней было, ушло. Но увы, я не властен над человеческой памятью.

– Здесь тоже будет весело, – заверил я Финиру.

Ярмарка располагалась на большом поле рядом с городом, на котором пестрели разноцветные шатры, стояли лотки с разнообразными товарами. Шум и гомон жителей, звонкий смех, выкрики зазывал – всё сливалось в причудливую какофонию, удивительную музыку ярмарки. Раздавалась музыка из одного конца, с другого доносился визг катавшихся на каруселях и гигантских качелях, управлявшихся магией. В общем, как я и говорил Финире, тут было весело. И что очень радовало, на меня здесь не косились, как на прокажённого, в первую очередь ещё и потому, что я выглядел, как обычный житель, а татуировку прикрывал высокий воротник рубашки и распущенные волосы – я не стал убирать их в хвост. Оставив вирессу в конюшне при входе в ярмарку, я крепко взял Финиру за руку, и мы пошли бродить между палатками.

Девушка вертела головой по сторонам, и хотя лицо всё так же оставалось бесстрастным, глаза больше не отливали холодом, как бездушные стекляшки. Они блестели, ресницы подрагивали, а пальцы Ниры то и дело сжимали мою ладонь. И ещё, почему-то моё внимание привлёк её приоткрытый рот. Как будто от любопытства, как у маленьких детей. Я широко улыбнулся и послушно шёл туда, куда она меня тянула, никак не подсказывая, куда идти и что смотреть. Финира сначала рассматривала стеклянные безделушки на одном лотке, потом тонкое кружево и многочисленные салфетки и скатерти, красиво разложенные на другом, а дальше мы просто шли и глазели. Ну, точнее, глазела Нира, а я любовался ею. Не могу сказать, что именно, но что-то неуловимо изменилось в ней, добавило чуть-чуть живости, и такие перемены меня радовали несказанно. Повинуясь внутреннему чутью, я остановился около одного из лотков со сладостями и купил Нире большой леденец на палочке в форме причудливого животного.

– Держи, – я протянул девушке лакомство. – Это вкусно.

Она на секунду замерла, в ставших прозрачными глазах мелькнуло странное выражение. Потом Финира взяла у меня леденец, и наши взгляды встретились.

– Я знаю… Кажется, я их любила когда-то, – тихо-тихо произнесла Нира, и моё ухо уловило в её голосе что-то, похожее на растерянность.

Не удержался, протянул руку и пропустил между пальцами шелковистый локон пшеничного цвета.

– Пойдём, покатаемся? – предложил ей и поймал себя на том, что отчаянно хочу увидеть её искреннюю улыбку.

Может, на качелях это получится?

Финира молча кивнула, я взял её за руку, и мы пошли в дальний конец ярмарки. Там в ряд стояли высокие стойки с качелями, оттуда доносился девичий восторженный визг, и, пожалуй, тут было самое шумное место. В воздух взлетали ярко раскрашенные ладьи, плавно опускались, и даже глядя на них снизу, захватывало дух. Давно я не ходил на такие развлечения, и, похоже, зря: настроение стремительно поднималось, и улыбка не сходила с губ. Конечно, во многом этому способствовала Финира, глазевшая на качели широко раскрытыми глазами, грызя леденец, и сейчас она меньше всего была похожа на бесстрастную куклу. Нет, пока ещё эмоции не явно отражались на её лице, но и неподвижной маской оно уже не выглядело.

Крепко держа девушку за руку, я встал в хвост небольшой очереди, и вскоре мы уже поднимались на лодку и занимали места. Я решил, что мы устроимся на самом носу, оттуда и вид на Феир будет захватывающий, и ощущения сильнее. Когда радостно возбуждённые любители острых впечатлений расселись, качели начали плавно двигаться, всё выше и выше. На некоторое время я отвлёкся от Финиры, захваченный собственной какой-то детской радостью, щекотавшей изнутри невидимыми усиками. Из горла рвался тихий смех, и на душе стало легко, на время все мысли отступили и остались лишь эмоции. Только услышав рядом короткий судорожный вздох, я вспомнил про свою спутницу и обратил на неё внимание. Нира, вцепившись в мою руку, смотрела вперёд неподвижным взглядом, приоткрыв рот и благополучно позабыв про зажатый в пальцах леденец. Когда качели замерли в верхней точке перед тем, как начать плавный разбег вниз, замерло и её дыхание, а зрачок расширился, почти поглотив радужку. И хотя она не визжала, как большинство девушек в ладье, но я понял, что решение привести Ниру сюда было полностью верным. Кажется, снова угадал, что может всколыхнуть её спящее сознание.