Пока что Чангу удавалось держать дистанцию, он даже провел несколько захватов и несколько бросков соперника на землю, но тот все время приземлялся на ноги и тут же контратаковал, так что Чанг еле успевал отпрыгнуть на безопасное расстояние. Нужно было срочно менять тактику.

Первым делом следовало нейтрализовать способность соперника прыгать так высоко. Только что для этого предпринять? Силы бойца, боровшегося против Чанга, казались неисчерпаемыми. А, может, эта его способность никак не была связана с лично его силой? Может, это было следствием владения каким-то магическим артефактом?

Отбиваясь от атак противника, Чанг вдруг вспомнил рассказ одного знакомого купца, который иногда навещал его племя вместе с караваном.

Как-то раз они сидели и пили ачачи, отмечая удачный торговый день. Купец был в отличном расположении духа – стойбище Чанга было одним из последних, которые он намеревался посетить, все товары были почти распроданы, и вскоре он вернется домой – к женам, вкусной еде и теплой мягкой постели.

Как следует захмелев и разомлев от обильной трапезы, купец пустился в воспоминания. По молодости он много путешествовал по свету, и в запасе у него было неисчислимое количество захватывающих историй, произошедших либо с ним самим, либо поведанных ему другими.

Он описывал сказочные великолепные города, расположенные далеко на юге, в которых правят жестокие тираны, он рассказывал про великий океан, воды которого омывают всю известную землю с одной стороны, а с другой стороны обрушиваются прямо в Истинную Пустоту.

Заплетающимся после обильного возлияния языком он рисовал портреты диких западных племен, промышлявших набегами на соседние восточные племена и торговлей пряностями и жемчугом. Один из его рассказов был особенно интересен.

– Эх, друг мой, командир Чанг. Ты хоть и командир, но что ты знаешь о других землях? Вот я могу ночи напролет рассказывать о том, где я побывал. А ты – что у тебя есть такое, что может меня удивить?

Чанг молчал. Он уже давно понял, что этот вопрос был только лишь прелюдией к очередной истории, которую купец собирался ему рассказать. И отвечать на него не было никакой необходимости.

– Так вот, я знаю, что тебе нечего сказать, поэтому ты сидишь рядом со мной и молча слушаешь, в то время, как я учу тебя уму-разуму. И правильно делаешь, авось в жизни пригодится – хотя, вряд ли. Куда ты денешься из своей-то степи? Но слушай.

Когда я был совсем молодым и только-только вступал во взрослую жизнь, мой отец – да будет он пребывать в покое и неге навечно – привел в наш дом одного старого нищего. Я тогда сильно удивился и спросил его, что этот человек делает у нас в гостях? Мало ли вокруг ходит всяких оборванцев! На что отец резко одернул меня и велел прикусить язык, а лучше сесть и послушать, что будет говорить этот мудрый скиталец.

Молодой купец – а звали его Саллек – всегда с почтением относился к словам отца, признавая его знания и жизненный опыт. Он превозмог отвращение, овладевшее им при взгляде на нищего, и сел рядом с ним.

Он приготовился слушать очередное нытье, которым так славились попрошайки вокруг, но нищий оказался совсем не таким. Как потом узнал Саллек, он был вовсе и не нищим, но странствующим собирателем мудрости, который прошел уже пол-земли, записывая и сохраняя в своей памяти все, что встречалось ему на пути…

…– Спасибо, добрый хозяин, что приютил и обогрел меня, – произнес мудрец, – прав был старый Месхи из Шантина, говоря о тебе, как о человеке, уважающем мудрость.

Ведь что такое одна чашка риса и горсть изюма на весах времени? Только лишь пылинка, и ты вряд ли почувствуешь ее потерю, но взамен я расскажу тебе такое, чего ты никогда прежде не слышал.

Так вот – несколько зим назад мой путь пролегал на востоке в дельте реки Синко, на берегу которой раскинулся великий город Зарам. Я миновал его стороною, не заходя внутрь, понимая, что стража обязательно меня схватит и бросит в яму за бродяжничество.

У меня был кой-какой запас лепешек, рядом текла река, из которой я мог пить, предварительно пропустив воду через песок, и мне совершенно не было нужды совать голову в пасть льва, а потом доказывать, что я никакой не нищий, а мудрец. Все равно, никто бы не поверил, и меня бы приговорили к повинности по вывозу нечистот за пределы города на целый год.

Я шел, особо не скрываясь, и вдруг наткнулся на странный большой камень. Местность вокруг меня была совершенно безлюдной, так что никто не мешал мне рассмотреть его поподробнее.

Камень был размером с голову овцы и как будто слегка светился изнутри. Я заметил его еще издалека – уж больно сильно он выделялся на фоне окружающего ровного пейзажа.

По мере того, как я подходил к нему, я чувствовал в теле все большую и большую легкость, словно с каждым шагом освобождался от какого-то тяготившего меня всю жизнь груза.

Подойдя совсем близко, я уже знал, что готов взлететь, и ничто не может удержать меня на земле. Я всегда и везде старюсь быть настороже, но тут меня охватила такая радость, что я, позабыв о возможной опасности, как мальчишка подпрыгнул вверх. И взлетел на пятнадцать локтей!

Мое падение вниз был медленным – я парил, как перышко на ветру, и кричал от счастья! Это был чудесный камень, который, наверняка, прилетел нам прямо с небес. Я скакал вокруг него и кричал, и радовался, но вскоре стал замечать, что вместо радости меня начинает одолевать странная апатия, а потом мои чувства вдруг сменились внезапно и как будто из ниоткуда нахлынувшим на меня ужасом.

Я опустился на землю и, преодолевая нестерпимое желание упасть рядом с камнем и тут же умереть, побежал прочь от него. Каждый шаг давался мне с превеликим трудом – я словно пробирался через тягучий сладкий сироп, но постепенно давление и сила камня стали ослабевать, и жизнь вновь начала возвращаться ко мне. И только отбежав от камня на приличное расстояние (такое, что он стал почти неразличим) я, наконец, почувствовал себя свободным.

Совершенно измотанный, я лег и погрузился в оцепенение. Когда я проснулся, уже наступил вечер, и солнце клонилось к закату. Я встал и тут же снова распластался на земле.

Невдалеке ехали несколько всадников на лошадях, которые, по-видимому, пустились в путь из города по своим делам. Я видел, как один из них вдруг вскинул руку и указал другим на камень.

Всадники ускорили ход, и вскоре они (как прежде и я) прыгали и скакали вокруг камня, а их лошади испуганно ржали и били копытами в попытке найти твердую опору на земле.

Их веселье продолжалось совсем недолго – вот один из них в изнеможении привалился к камню, вот второй лег рядом, вот упала одна лошадь, за ней последовала другая.

Вскоре и всадники, и кони перестали подавать признаки жизни. На горизонте алел закат. Я, памятуя о том, что всякое зло наиболее сильно ночью, а вечером оно набирается сил, не рискнул приблизиться к камню и посмотреть, что стало с людьми и их животными.