Опера украдкой переглянулись, и Катя сообразила, что такое вступление она произнести все же успела. Да и черт с ним, теперь ничего не попишешь. Она приказала себе выкинуть все лишнее из головы и сосредоточиться на деле.

— Теперь мы проверяем не только жителей Ямы и приграничных к ней территорий Промышленного района. Теперь наша цель — все жители города и его окрестностей, которые когда-либо попадали в поле зрения полиции. Все вы читали психологический портрет, составленный нашими консультантами-психиатрами? Нам нужен человек, которому от 40 до 55 лет. Скорее всего, он связан с Ямой. Например, мог там родиться, жить какое-то время или иметь там близких родственников. Дальше. Наш подозреваемый сильный и физически развитый человек, без ярко выраженных недостатков, которые могут накладывать какие-то ограничения. То есть, физически неполноценных, инвалидов и так далее мы не рассматриваем…

…В это самое время Поляков собирался отправиться в городское УВД к Халилову и Коротову, чтобы сообщить оперативникам-коллегам новую информацию и вместе подумать, что можно сделать. В коридоре его встретил Заволокин.

— Поляков, куда намылился? — голос шефа звучал холодно.

— В главк.

— Ко мне в кабинет, — велел Заволокин и развернулся. Ничего не понимая, Поляков двинулся следом.

Усевшись за стол, Заволокин взял бумагу с кипы на углу стола и швырнул ее Полякову. Бумага прокатилась по полированной поверхности стола.

— И что это, твою мать, такое?

Теперь Поляков понял, о чем речь. Это был его собственный рапорт, в котором он отражал полученную от Рамили Даутовой информацию.

— Здесь все написано.

— Поляков, — устало, словно говорил с клиническим идиотом, вздохнул майор. — Ты у нас такой дурак, как говорится, по субботам, или как?

— Сегодня четверг вроде.

— Эта баба, как там ее…

— Даутова.

— …Да плевать мне, веришь, нет? Эта баба ничего толком не описала. Брякнула только что-то про укус на руке. Но все это вилами на воде писано, Поляков.

— Михаил Иванович, — нахмурился Поляков. — Она дала новую информацию. Особая черта в описании нашего маньяка, о которой мы не знали ранее.

— Если это он. На дуру напали пять лет назад. Пять, Поляков!

— А он убивал и 18 лет назад.

Заволокин набычился.

— Хорошо. Допустим. Тогда объясни мне, Шерлок-твою-мать-Холмс, какого хера ты написал здесь про дежурного? Который якобы не принял заявление?

Так вот где собака зарыта. Корпоративная этика, в случае с российскими государственными учреждениями — от школ и больниц до полиции — называемая «круговой порукой».

— Почему якобы, — отозвался Поляков. — Ее чуть не убили, она каким-то чудом умудрилась спастись, ей изрезали куртку. А наш дежурный просто послал их в задницу. Я понимаю, завал, но одно дело — послать алкаша, с которого ботинки сняли, потому что он прямо в них дрых на лестнице в подъезде, а совсем другое — вооруженное нападение и попытка убийства. Это же беспредел, Михаил Иванович.

Заволокин скривился, одарив опера уничижительным взглядом.

— Тут не ты решаешь, что беспредел, а что нет.

— А я и не пытаюсь ничего решать. Это уголовный кодекс и закон «О полиции» давно решили за меня. И девушка, и ее мать отлично помнят, когда именно они пришли в наш отдел подавать заявление. Это было 19 февраля. Все, что нужно — просто узнать, кто дежурил в тот день пять лет назад и…

— Поляков, твою мать! — не выдержал и рявкнул Заволокин. — Мы ищем маньяка, а не виноватых среди своих же! Здесь все — менты, и все мы делаем одно дело.

Поляков отлично это знал. Но знал он и другое.

— Михаил Иванович, при всем уважении, его могли поймать уже тогда. Если бы дежурный делал свою работу, мы уже пять лет назад могли поймать этого маньяка. И не было бы последних убийств. Дочь мэра была бы жива. Как думаете, что будет, когда он узнает, что его дочь убили, потому что наш дежурный решил в свою смену глухарь себе на шею не вешать?

Заволокин с силой ударил кулаком по столу. Задрожал и завибрировал графин на перпендикулярно приставленном к столу шефа столике для совещаний.

— Мозги мне не надо е… ть, — прорычал Заволокин. — Я с тебя х… ею, Поляков! Ты, б… дь, что о себе тут думаешь? Хочешь, чтобы все узнали, как ты готов своих подставлять?! Если ты до сих пор, е… твою мать, кое-что не уяснил, то я могу тебе зенки открыть. Менты друг друга не сдают и не подставляют. А если кто-то так делает, то с крысами разговор короткий. Однажды они оказываются не на том вызове, а рядом вдруг никого не оказывается. Или еще что-нибудь в этом духе. Так будет всегда, потому что только так можно работать в этой системе. Ты меня понял? — Поляков угрюмо кивнул, но майору этого было мало: — Я тебя, б… дь, спрашиваю, ты меня понял?

— Так точно.

— Свободен, — процедил Заволокин и тут же демонстративно уткнулся в документы, игнорируя подчиненного. Поляков встал и вышел, кипя от ярости и мысленно проклиная майора…

— …Отдельно мы проверяем еще раз всех — подчеркиваю, всех — стоящих на учете у психиатров города, — говорила Катя. Опера делали пометки у себя в блокнотах. — Эксгибиционисты, сексуальное насилие, шизофреники с выраженным сексуальным уклоном, психи, которым свойственны вспышки ярости. Барсуков, займитесь этим вы, хорошо?

— Понял.

— Третье направление поиска: проверка старых, еще советских баз. Мы ищем след нашего маньяка в те времена, когда он был еще ребенком. Психиатры заявляют, что у него в детстве были эпизоды насилия. Сексуальное домогательство, изнасилование, в том числе кем-то из близких родственников, или что-то ужасное — насилие, убийство — чему он стал свидетелем. Что-то, из-за чего у него поехала крыша. Тогда он был ребенком, скорее всего, в возрасте от 3 до 10–12 лет. Соответственно, мы ищем все подобные случаи в этом временном промежутке. Тогда такие случаи фиксировались, каждое подобное событие было ЧП, и вся эта информация должна быть в базе. Все это — первый этап.

— А что дальше? — осведомился опер, которого Катя никогда раньше не видела.

— На втором этапе мы будем, во-первых, сверять все эти три списка и искать совпадения. А во-вторых, запрашивать информацию на каждую подходящую кандидатуру. В том числе в паспортном столе. У нас есть фоторобот, от него и будем плясать.

У Кати зазвонил сотовый. Взяв трубку, она увидела на дисплее имя абонента — «Поляков».

— Секунду, — Катя нажала кнопку ответа. — Слушаю, Сергей.

Поляков выложил все, что узнал сам. Если Заволокин запретил ему работать с информацией, это не означает, что с информацией работать не может никто.

— Сейчас я перешлю тебе телефон Рамили, — говорил Поляков. — Пригласи ее к себе, пусть даст официальные показания, поставит подпись. Потому что благодаря этой девчонке у нас есть ключ. Травма руки.