Вопрос был не в том, разводит нас Грегсон или нет, а в том, зачем он это делает. Директор прекрасно знал, что все мы — те еще хитрецы и обманщики, которые лезут в конец учебника, чтобы подглядеть ответы, даже не прочитав условия задачи. Нет, тут крылось что-то другое, что-то очень важное. Я ощущал это каждой клеточкой своей шкуры и понимал, что единственный способ докопаться до сути — отыграть спектакль до конца.

Разумеется, в таком деле следовало немного подстраховаться. Я отнюдь не намеревался тупо идти за морковкой, привязанной к моей шляпе, всю дорогу до самого Мидлсбро. Я должен был точно знать, что койка в Гафине зарезервирована за мной надолго, поэтому пришел к выводу, что к Грегсону надо припереться всей толпой. В конце концов старый козел не сможет выгнать весь класс, иначе попросту останется без работы. На следующее утро мы так и сделали.

Я посвятил Шпалу, Биг-Мака и Коноплю в свой план и заручился их согласием, после чего мы обработали тех, кто принял участие в нашей маленькой ночной вылазке, и принудили их вместе со всеми плечом к плечу встать в кабинете Грегсона (кому-то пришлось выкрутить руки, кого-то улестить). К моему разочарованию, Бочка удивительно легко пошел на наши условия, я и пальцем его не тронул. Снисходительность этого жирняги так меня разозлила, что я ткнул его в плечо и предупредил: «Смотри у меня!»

— Куда смотреть-то? — пробурчал он, энергично растирая онемевшую руку.

— Сам знаешь куда, — уклончиво ответил я, пытаясь скрыть отсутствие какого-либо повода для конфликта за дымовой завесой агрессивности.

Валет и Малек оказались не столь сговорчивы, и оба наотрез отказались подписаться в том, чего не совершали. Ни тот, ни другой не ходили с нами «в ночное» и отрицали свою причастность к общему делу яростней, чем Гилфордская четверка. В конце концов даже Неандерталец оставил их в покое. Я ожидал чего-то подобного от Валета, поскольку, на мой взгляд, тот давно и чересчур явно демонстрировал признаки раскаяния в своем прошлом (он побил стекла в кабинете рисования и разорвал все рисунки, которые участвовали в школьном конкурсе, после того как учитель присудил ему лишь третье место. Понимаете, о чем я? Впрочем, рисовал он действительно неплохо). По сравнению с ним, однако, Малек был темной лошадкой. Его отказ поддержать остальных меня озадачил, ведь раньше он всегда участвовал в общих затеях. Он горько переживал утрату двух передних зубов в футбольном матче, тем более что выросли они совсем недавно, но вряд ли он воспринимал это как личное оскорбление. Малек, если у него заходила такая шиза, упорно строил из себя угрюмого бирюка, этакого страдающего праведника. После двух недель употребления протертых супчиков его физиономия вытянулась, как у лошади, и мне показалось, что он просто рефлексирует. Как бы то ни было, тут уж мы ничего не могли поделать, и я решил, что шестнадцати душ вполне хватит, чтобы прикрыть задницу. В том случае, разумеется, если Грегсону тоже вдруг не вздумается порефлексировать.

— Позвольте спросить, куда это вы все направляетесь? — удивилась мисс Говард, когда шестнадцать учеников нестройным шагом промаршировали мимо ее стола.

— К Грегсону, — коротко ответил я и только тут увидел, что сегодня она опять надела желтую кофточку, которая мне ужасно нравилась. Кофточка была в облипку, с глубоким вырезом, причем недоставало одной пуговки — именно там, где нужно. Мне очень, очень нравилась эта кофточка. Я бы охотно потоптался по ней грязными бутсами, если бы, к примеру, она слетела с мисс Говард посреди улицы, и мисс Говард попросила бы меня помочь ей застегнуть лифчик.

— Он вызвал всех сразу? — Мисс Говард решительно заслонила собой директорскую дверь.

— Ну да, он оставил нам записку, — подал голос Шпала.

— Дайте посмотреть, — потребовала она.

— Сперва ты, малышка, — послышалось из задних рядов, и мы все заржали.

Несколько секунд спустя дверь в кабинет распахнулась, и директор недоуменно воззрился на делегацию.

— Что здесь за сборище? Чего вам надо?

Воцарилась тишина, и я вдруг сообразил, что, по общему молчаливому согласию, выразителем чаяний избрали меня. Я набрал в грудь побольше воздуха и произнес:

— Мы получили вашу записку. — Грегсон непонимающе нахмурился. — Ну, насчет ста фунтов. «Утром зайдите ко мне в кабинет и заберите свои сто фунтов», — процитировал я, пытаясь заставить Грегсона вспомнить текст письма.

— Что? Я не имел в виду всех сразу. Письмо касалось только того, кто его нашел.

На это замечание я лишь пожал плечами и кивнул на ребят, столпившихся позади меня.

— Все налицо, — гордо констатировал я, повторив фразу из фильма, который смотрел накануне вечером.

— Понятно. Раз так, заходите, — сказал Грегсон, и мы ввалились в кабинет.

Директор уселся за свой — по обыкновению девственно чистый — стол и устремил на нас пронзительный взгляд птичьих глаз.

Я объяснил, что мы «ходили на дело» вместе, и намеренно не стал упоминать своих личных заслуг, поскольку, на мой взгляд, ситуация не располагала к тому, чтобы выставляться. Грегсон выслушал мою версию, задал пару вопросов, но, в общем, особых эмоций не выказал.

— Вот и все, — подытожил я, отдавая мяч Грегсону и рассчитывая немедленной передачи назад. Директор, однако, хранил молчание. Он задержал взгляд на каждом, и я не сразу понял, что он нас пересчитывает.

— Вас только шестнадцать. Где остальные? Кого нет и почему?

Я рассказал, как обстояло дело с Валетом и Мальком. Грегсона мои объяснения не устроили. Так и этак, мытьем и катаньем, кнутом и пряником он пытался вытянуть из нас правду, пока наконец не поверил в то, что оставшиеся наверху отщепенцы не пожелали участвовать в похищении экзаменационных заданий.

— Стало быть, шестнадцать, — хмыкнул директор и покачал головой.

— Мы получим деньги? — напрямую спросил я, дабы избежать ста пятидесяти болезненных тычков в спину ста пятьюдесятью пальцами.

— Деньги? Ах да, разумеется. — Грегсон отсчитал десять десяток и положил их на стол передо мной.

— Я думал, сто фунтов причитается каждому, — обиженно протянул Четырехглазый. Ответом ему стал презрительный взгляд Грегсона и пинок в голень, выданный Шпалой.

— Старост попрошу задержаться, остальные свободны. Можете спустить куш на космических пришельцев и чипсы. Объявляется общий выходной.

Толпа одобрительно загудела и попыталась добраться до вознаграждения, но я пообещал, что через несколько минут доставлю деньги по адресу. Вскоре в обществе Грегсона остались только я, Биг-Мак, Конопля и Шпала.

— Их надо убрать, — сообщил директор, показав на потолок. Мне пришлось уточнить, о ком он говорит. — О мистере Холдене и мистере Макаскиле. Позаботьтесь об этом.

— Погодите. Что вы имеете в виду? — вытаращился Шпала.

— Сами знаете. Эти двое не участвовали в деле, поэтому хочу, чтобы они покинули Гафин. Их нужно исключить. Каким образом — ваша забота, причем не позднее сегодняшнего дня. Каждый из вас получит по полсотни. Договорились?