уже знакомый свист проходящего сквозь большие влажные ноздри воздуха.

Звук шел из глубины квартиры. Не снаружи.

Медленно повернув голову на онемевшей шее, Семен глянул через плечо. Лампы в прихожей не горели, но из распахнутой двери в конце коридора сочился слабый свет.

Из комнаты, пригнувшись, показался бледный монстр. Своими длинными пальцами он прижимал к гладкому лицу большой ком ткани – то ли плед, то ли покрывало, конец которого волочился по полу. Монстр продолжал жадно втягивать в себя воздух. Нюхал.

Застывший в срединном положении выключатель вдруг щелкнул. Свет в туалете погас, и та часть прихожей, где замер Семен, окончательно погрузилась во тьму.

Существо в другом конце коридора никак не отреагировало на звук. Его чуткие пальцы теперь ощупывали дверь в соседнюю комнату. От случайного движения та поддалась, и монстр, по-прежнему волоча за собой плед, просунулся в дверной проем.

Он не слышал звуков. На гладкой голове с огромными ноздрями отсутствовали уши!

Не чувствуя под собой ног, Семен скользнул к выходу. Спина, грудь и подмышки взмокли, и он плотно закрыл за собой дверь, чтобы отсечь следы собственного запаха.

Мгновение спустя на лестничной площадке со стуком открылся лифт. Захныкал ребенок. Рука Семена остановилась на полпути к дверной ручке. Оттягивать возвращение в спасительную квартиру незнакомца было безумием. И все же…

С неистово колотящимся сердцем Семен выглянул наружу. К лифту направлялась соседка из двадцать первой, которая орала на них днем. Все в том же красном плаще, только почему-то босиком и с голыми ногами. То ли в коротком платье, то ли в сорочке. На руках у нее плакал сын.

Как ни странно, с той единственной встречи Семен ни разу о ней не вспомнил. И Олеся не вспомнила. И остальные. Черт, они ведь должны были позвать и эту дамочку тоже, когда заработал лифт! Почему никто о ней не подумал?

– Не ходите туда! – зашипел Семен, высунувшись из тамбура.

Дамочка в красном никак не отреагировала. Может, не услышала из-за плача ребенка?

– Эй! – погромче повторил Семен. – Стойте! Там опасно!

Ноль реакции. Невозмутимо шлепая босыми ногами по бетонному полу, соседка поудобнее перехватила плачущего сына и шагнула к открытой кабине лифта.

Тело Семена напряглось, готовое начать движение. Монстр ничего не слышит. Дверь в квартиру закрыта. Если действовать очень быстро…

Вдоль позвоночника скатилось еще несколько холодных капель.

Ты уверен, что хочешь рискнуть ради них?

Может быть монстр и не слышит, но он чует запах. Запах пота. Запах страха. Насколько широка замочная скважина у Хлопочкиных? Насколько герметично закрывается дверь?

Дамочка в красном зашла в лифт.

Вместо того чтобы распахнуть двери тамбура, пальцы Семена сжали бутылочки с перекисью. Воздух в пыльном бетонном коробе казался разреженным. Превратился в вакуум, как в открытом космосе, где за пределами скафандра ждет только смерть.

Так разумно ли покидать скафандр?

Монстр в квартире. В лифте его больше нет. И женщина с ребенком все равно уже внутри. Ему, Семену, ничего не сделать. Кто знает, вдруг лифт – все-таки путь к спасению? А у Семена есть дело. Он должен помочь тем, кому может.

Под гул опускающегося лифта Семен вернулся в двадцать четвертую квартиру.

– Да, у нюхачей только нюх, они на запах идут! – охотно подтвердил тощий незнакомец догадку Семена, когда тот в двух словах рассказал о своем походе в квартиру Хлопочкиных (умолчав о встрече с соседкой и ее сыном). – От вас еще сильно пахнет, очень сильно! А здесь все по-другому, здесь таких запахов нет. Вот нюхач и пришел – за вами.

Глаза высохшего старикашки, жадно выслушавшего рассказ Семена, снова ощупывали взглядом присутствующих. Он вряд ли представлял для них угрозу, но находиться рядом с ним было неприятно. Этот засушенный человечек напоминал Семену больного раком бомжа, который недавно соскочил со спидозной иглы. И эти мерзкие пятна на его теле… Они не вызывали ничего, кроме отвращения.

И ты станешь таким же.

– Что же нам теперь… – все тем же слабым голосом заговорила Алла Егоровна.

Она по-прежнему сидела на полу, поддерживаемая за плечи мужем.

– Здесь ночуйте, здесь, – замахал руками бомж-наркоман. – Нюхач утром уйдет, и тогда к себе вернетесь.

– А вы, – наконец оторвавшись от супруги, произнес Виктор Иванович, – вы, собственно, кто?

– Я-то? – Незнакомец опустил руки и некоторое время смотрел на него, будто ожидая чего-то еще. – Я-то… – Он сбился и вдруг хлопнул себя по губам. – Анатолий Сергеевич. Сосед.

3

– Сосед? – недоверчиво переспросил Виктор Иванович. – Что-то я вас не припомню.

– Теперь сосед. Здесь, – сделав ударение на последнем слове, коротко ответил Анатолий Сергеевич, до этого называвший себя Толенькой.

– Где это – здесь? – спросила Олеся, заканчивая перевязку.

Принесенного Семеном бинта едва хватило на повязку для полной соседкиной руки, поэтому сверху все-таки прошлось намотать его футболку. Ангелина, наконец переставшая трястись, молча слушала разговор.

– Здесь – это здесь, – худосочный Толенька развел руки в стороны, словно хотел охватить всю свою неряшливую комнату, а затем уронил их, как марионетка с подрезанными нитями.

– Да что же здесь происходит?! – вдруг пронзительно выкрикнула Алла Егоровна, прижав к груди стиснутые кулаки. – Говорите нормально! Что с нами произошло? Что за чудище на нас напало? И где все остальные люди? Почему никого больше нет?!

– Аллочка, тише, – попытался успокоить супругу Виктор Иванович, но та резко оттолкнула его руку:

– Тебя вообще ничего не волнует!

Толенька, снедая их взглядом, нервно потер ладони, а затем принялся сновать между столом и занавешенным окном, то и дело раскидывая руки в стороны все теми же дергаными движениями.

– Ничего тут не происходит, ничего особенного, – он быстро выплевывал ответы на заданные вопросы. – А напал нюхач, потому что запах, потому что вы оттуда. И нет никаких людей, только вы и Толенька. Серая Мать привела только вас, только вас всех, и…

Слова и топот пяток по замусоренному полу оборвались одновременно. Шаркнув босыми ступнями с отвратительно длинными, по-звериному загнутыми ногтями, Толенька торопливо зашагал в противоположный угол и обратно, туда и обратно.

– Серая Мать? – нахмурилась Олеся. – Кто это?

– Никто, никто! – Толенька несколько раз стукнул себя ладонью по губам, а затем, припав к столу, громко зашептал: – Разве вы еще не слышите ее? – Он быстро вращал своими блекло-серыми глазами, перескакивая взглядом с одного на другого. – Не слышите ее в своих головах?

Олесе показалось, что по телу пропустили ток, одновременно ледяной и обжигающий. Значит, это правда. Все это время она не сходила с ума.

– Что ей от нас нужно? – с замирающим сердцем спросила она.

– Что-то, может, и нужно, а что – Толенька