одинаковых отметок: по семь галочек выстроились в ряд, каждые четыре ряда обведены овалом, а между овалами накарябано что-то еще. Нарисованные и нацарапанные, эти странные значки покрывали часть стены, мельчая и кривясь ближе к кровати. Самые последние отметки над кроватью кто-то тщательно вымарал, выскреб вместе с обоями и слоем штукатурки.

Присмотревшись еще раз, Олеся поняла, что именно напоминают ей эти отметки. Календарь. Толенька пытался вести календарь, но затем почему-то бросил. Как он там говорил? «Толеньке незачем считать дни, Толенька спасся и живет».

– Тот, кто слушает, – спасется… Тот, кто исполняет предназначение, – живет… Только правильные мысли ведут к предназначению…

Олеся снова прислушалась, стараясь уловить смысл.

– Что там?

Она дернулась в сторону, инстинктивно вжавшись в стену. Рядом стоял Семен. В полумраке коридора его фигура с обнаженным торсом казалась призрачной, а осунувшееся лицо с тенями в подглазьях напоминало голый череп.

– Что там? – повторил Семен свой вопрос.

– Ничего, – выдохнула Олеся, стараясь успокоить тревожно зашедшееся сердце. – Просто комната. Спальня Толеньки.

– Толенька! – выплюнув имя, будто ругательство, Семен взъерошил волосы на затылке и покачал головой. – Маразм какой-то. Мы застряли в… какой-то аномалии, хрен знает где, и единственный, кто тут есть, – стремный поехавший старикашка!

Олеся только пожала плечами. Может, Семен и прав. Если Толенька действительно пробыл здесь так долго, как говорит, и все это время невидимая Серая Мать ковырялась в его мозгах, он запросто мог тронуться умом. Те повторяющиеся фразы, которые он только что бормотал, и правда звучали безумно.

Семен вздохнул и последний раз поскреб затылок.

– Ты к нему заходила?

– Нет, – ответила Олеся. – Он спит.

– Да и черт с ним. Пойдем отсюда. У меня желудок уже сам себя переваривает.

Подумав о еде, Олеся поняла, что съела бы сейчас что угодно: хоть пенопластовый бутерброд, хоть ватный помидор – все равно. Лишь бы что-нибудь. И запила бы водой прямо из тазика.

Когда она с урчащим желудком и пересохшим ртом заглянула в большую комнату, остальные уже поднимались со своих мест.

– Как вы? – Олеся обращалась к Ангелине Петровне. Та, съехав на краешек кресла, перекосившегося под ее весом, ощупывала свою повязку.

– Все нормально, спасибо, – отозвалась она тихим голосом. Выражение бледного лица показалось Олесе нарочито-страдальческим, но девушка одернула себя. А если бы ее поранил тот монстр? Как она себя чувствовала бы?

– У вас дома есть какое-нибудь обезболивающее?

Ангелина Петровна успела кивнуть, прежде чем в диалог вклинилась Аллочка.

– Где этот человек? – встревоженно спросила она. – Вы видели его сегодня? Куда он ушел?

– Он еще спит, – повторила Олеся.

– Значит, надо его разбудить! – В голосе Аллы Егоровны звучала хрупкая истерическая решительность. – Пусть он скажет…

– Аллочка, перестань, – одернул ее Виктор Иванович.

За ночь он заметно сник и как будто постарел. Лицо в серебристой щетине казалось больным. Впрочем, Олеся осознавала, что и сама выглядит не лучшим образом.

Алла Егоровна уже раскрыла рот, чтобы что-то ответить, но вместо этого расплакалась, спрятав лицо в ладонях, как и накануне.

– Ну, ну… Ну что ты опять устраиваешь… – поглаживая ее по спине, Хлопочкин выдавил виноватую улыбку, словно извиняясь за поведение супруги.

– Пойдемте, – сказал Семен. – Хватит тут торчать.

Понурые и ничуть не отдохнувшие, они гуськом потянулись из комнаты и снова столпились в прихожей. Приближаться к входной двери никто не спешил.

– Этот тощий сказал, что к утру тварь уйдет, так? – произнес Семен то, о чем сейчас, скорее всего, думал каждый.

Олеся представила чудовище без лица, преследовавшее их ночью. Да, Толенька говорил, что оно уйдет утром, но откуда им знать, не затаилась ли эта жуткая тварь в квартире Хлопочкиных? Вместе со страхом вернулось неприятное чувство размытости окружающего, словно их накрыли матовым колпаком. Тишина, монтажной пеной разбухающая в ушах, только усиливала ощущение невидимого купола над головой.

Осунувшийся Виктор Иванович, заплаканная Алла Егоровна, переминающаяся за их спинами Ангелина и сама Олеся уставились на Семена, стоящего ближе всех к двери, как будто исход дела зависел исключительно от него.

– Мы не можем сидеть тут вечно, – Семен снова тер затылок, и Олеся догадывалась, что ему не по себе под их беспокойными взглядами. – Придется выйти и проверить.

Все молчали. Никто не пошевелился.

Семен быстро оглядел пустую прихожую, распахнул рассохшиеся дверцы встроенного шкафа. На потускневшей штанге болталась пара вешалок, пыльные полки внизу пустовали. На полу под ними среди комков пожелтевших газет обнаружилась заржавленная с одного конца фомка. В углу валялась отвертка со сломанной ручкой. Семен подобрал и то и другое.

– На, – он протянул отвертку Олесе. – Хоть что-то. Я пойду гляну.

Он поудобнее перехватил фомку и вернулся к двери. Сухие щелчки замка вывели Олесю из оцепенения. Наполовину обломанная ручка отвертки приобрела плотность, острым концом впилась в ладонь. Воображение рисовало сутулую фигуру слепого монстра и его огромные руки-пасти. Отвертка тут вряд ли поможет.

«А фомка? Поможет?»

– Я с тобой.

Семен окинул взглядом шагнувшую следом за ним Олесю. Его губы были сжаты в нитку, прядь растрепанных волос прилипла ко взмокшему лбу, на ввалившихся щеках темнела щетина. Он кивнул и бесшумно выскользнул в пустой тамбур.

Дверь в квартиру Хлопочкиных стояла нараспашку. Олеся прокралась внутрь следом за Семеном. Сжимая свои орудия так, что пальцы побелели, они медленно обошли всю квартиру, комната за комнатой, переступая через кучи вывернутых из раскрытых шкафов и тумбочек вещей. Все, что стояло и лежало на столах, полках и подоконниках, тоже валялось на полу: книги, фотографии, мелкие вещицы, расколотые цветочные горшки, посуда в кухне и туалетные принадлежности в ванной. Существо, исследовавшее ночью квартиру, ощупало, обнюхало и перевернуло все, что попалось ему на пути.

Под конец проверили лоджию. Никого. Олеся опустила руку с отверткой, которую все это время держала согнутой на уровне живота. Ломаная ручка больше не колола ладонь, лежала удобно. Еще раз представив, как можно было бы замахнуться и нанести удар, Олеся вдруг ощутила слабый укол разочарования:

не пришлось…

…сражаться с этим монстром? И слава богу, что не пришлось! Она поспешно сунула отвертку в карман пижамных штанов и напоследок всмотрелась в серое небо за окном. Летучих уродов там не было. Заброшенный двор внизу тоже пустовал.

– Все чисто, – вернувшись в тамбур, бросил Семен Хлопочкиным, которые замерли на пороге двадцать четвертой квартиры.

В подъезде тоже никого не оказалось. Ангелина, баюкающая перевязанное плечо, во всеуслышание объявила, что заперла свою квартиру на ключ, а значит, там никого быть не может. Протолкавшись мимо остальных, она бесстрашно вошла в свой тамбур. Изнутри действительно послышался скрежет замка, а затем стук захлопнувшейся двери.

– Спасибо, – быстро