– Откуда ты знаешь? – все еще недоверчиво спросил Андреас.

– Мне рассказала одна сестра милосердия. Сейчас она вдействующей армии.

– Да, жаль… – вздохнул Андреас. – Возможно, через нее можнобыло бы достать медицинские халаты. Если это автомобиль Красного Креста, халатылучше всего подошли бы нам.

– Она никогда не стала бы вам помогать.

– О, понимаю… Patriotismus… да, это заслуживает уважения.

– Нам сейчас нужен не патриот, нам, наоборот, нужен… –Марина замялась, потому что не могла вспомнить, как по-немецки будет«предатель».

– Ein Verr?ter, – пришел на помощь Андреас. – Да, это так,увы! Нам нужен ein Verr?ter, предатель! Только где его взять? Думаю, в Россииих не так уж много. К счастью для России и к несчастью для нас.

– Погоди-ка… – Марина потерла лоб. – Я кое-что вспомнила. Этасестра милосердия очень ругала одного врача. Кажется, его фамилия Ждановский.Она говорила, что он гениальный хирург, что нет операции, в которой он непреуспел бы, однако он не патриот, он желает поражения России, и если бы егоотправили на фронт, он непременно перешел бы на сторону врага. Вот мы и нашли…Verr?ter’а, – удовлетворенно хлопнула она в ладоши. – Я постараюсь встретитьсяс ним. Вдруг он и в самом деле поможет?

– А что, если здесь не только гараж, а склад, где хранитсяформа, запасы обмундирования, оружия? – предположил Андреас.

– Ничего там нет, кроме запасной резины, – фыркнула Марина.– Да и та порезана.

– Что? – удивленно спросил Андреас. – Откуда тебе известно?

– Оттуда! – ухмыльнулась Марина. – Однажды моя служанкаСяо-лю…

– Kleine Chinesin, маленькая китаянка, – кивнул Андреас.

– Да, она однажды полезла на эту горку и провалилась.Оказывается, на крыше сарая проломилась доска. А Сяо-лю, как и многие китайцы,обладает редким свойством – она видит в темноте.

– О, ja, ja, знаю, никталопия, – закивал Андреас.

– Сяо-лю разглядела в темноте гаража несколько запасныхколес и шин для автомобиля. А нам очень был нужен материал для подшивки обуви.Она рассказала мне о своей находке, и на другую ночь мы пришли сюда вместе – сзаступом, веревкой и свечкой, потому что я не умею видеть в темноте. Мыспустились в гараж и выломали другую доску, только не на крыше, а в стене,чтобы удобнее было туда забираться. Потом разрыли землю. Наш лаз замаскированвон тем кустом. Если не знать, где он находится, никогда в жизни ничего ненайдешь! С тех пор иногда мы приходим сюда и отрезаем кусок-другой отавтомобильной шины. Потом мы идем к сапожнику-китайцу, который никогда незадает лишних вопросов. Вчера я потеряла подметку, поэтому сегодня…

Андреас не дал ей договорить, схватил в объятия и захохотал:

– Какое счастье, что вчера ты потеряла подметку! Какоесчастье, что пришла сюда! Какое счастье, что мы наконец встретились! Два раза яупустил эту возможность, но на третий мне повезло!

– Два раза? – удивилась Марина. – Ну, в первый раз, когдаубил каторжника. А во второй?

– Во второй раз сегодня, – усмехнулся Андреас. – Ты слушаламузыку в кафе. А я смотрел на тебя.

Марина невольно открыла рот.

Тот мужчина в офицерском кителе, который под прикрытиемпортьер разговаривал с Мартином! Темные глаза, точеные черты, твердый очеркгуб… Это был он! Андреас!

– Неправда! – горячо воскликнула она. – Ты разговаривал сМартином и даже не взглянул на меня!

– Ого! – всплеснул он руками изумленно. – Значит, тыумудрилась меня увидеть. Я был неосторожен… Но зато потом, когда я стоял подлестницей и ждал Мартина, ты пробежала мимо, не заметив меня. Так что мы равны…Нет, как это по-русски?

– Квиты, – подсказала Марина.

– Ja, ja, – кивнул он, по своему обыкновению, и взглянул нанебо, которое уже начинало слегка светлеть на востоке. – Мне пора, Марина.

– Еще нет! – воскликнула она и снова припала к его губам.

* * *

– Да что ты тут корчишь из себя? Крыса тыловая! Ишь, рожунажрал! Все вы горазды языками молотить, а когда придется кровь проливать, тактебя, что ль, в рясе твоей, пошлют на пулеметы? Нет, нас – со свиным рылом, влаптях-онучах! Да пошел бы ты отсюда! Молодку лучше приведите в юбках-перьях,пускай молодка ногами сучит, а не ферт поганый!

И, словно этих слов еще было мало, Егоров схватил миску,стоявшую на тумбочке, и принялся колотить в нее ложкой.

Кто-то из раненых захохотал. Кто-то попытался осадитьразбушевавшегося наглеца. Кто-то заорал дурным голосом:

– Давай юбки-перья! А ентово вон, в окопы! Вшей кормить!

Вознесенский повернулся и быстро вышел из палаты.

У Саши застучало в висках от ужаса. Она знала, знала, знала,что так будет, именно так! Она это чувствовала с первой минуты!

Настроение у раненых нынче с утра было преотвратное. Да,такие дни выпадали, когда вся палата оказывалась словно бы заражена некимползучим грибком или смертоносным вирусом. Раненые матерно бранились, даже не стесняясьприсутствия сестер, отказывались от еды, бранили на чем свет стоитгоспитального повара, хотя велика ли премудрость – приготовить на обедгречневую кашу с молоком… Если честно, на взгляд Саши, большей гадости, чемгречка с молоком, невозможно вообразить, разве что еще окрошка числилась в томсписке мерзкой еды, которой она никогда и ни за что не взяла бы в рот. Нораненые-то ели все это с удовольствием! И третьего дня, когда была точно такаякаша, они чуть ли не вылизывали свои миски! А нынче с утра… может, клопы ихпокусали, какие-нибудь особенные клопы, зараженные бешенством? Но в том-то идело, что никаких клопов в лазарете не было! Ни клопов, ни тараканов, ни крыс,ни мышей – за этим следили так же, как следят в войсках за проникновением вражескихлазутчиков.