Эту заметку Русанов очень любил, и она его долго радовала.Он знал ее почти наизусть! И не перечесть, сколько раз, вновь и вновь, видел онв кабине моноплана Морана-Солнье авиатора, горящего синим пламенем! Только вгрезах Константина Анатольевича фамилия авиатора была не Гарро, а Ле Буа, и вПариже его гибель горькими, кровавыми слезами оплакивала его жена, нет, вдова,Эвелина, в девичестве Понизовская. По первому мужу Русанова…

Впрочем, нет. Русанову больше нравилось воображать себеЭвелину вовсе не плачущей, а равнодушной к погибшему супругу. Он себе горелвместе с монопланом Морана-Солнье и «Цеппелином», а она в это время прожигалажизнь где-нибудь… ну, хотя бы в Булонском лесу. Хотя нет, там же теперь стадапасутся… В «Мулен-Руж», вот где! Веселилась с какими-нибудь хлыщами, подобнымитем, каким был сам Ле Буа в ту пору, когда черт понес его путешествовать поРоссии – на погибель Эвелине и ее семье!

Нет, думать о веселящейся Эвелине Русанову тоже непонравилось. Лучше было воображать ее исполненной раскаяния и горькой печали.Схоронив обгорелые останки Ле Буа (если вообще хоть что-то от него осталось!),она должна была обратиться мыслями к далекой России, к Энску и к тому человеку,которого когда-то бросила и предала, к детям своим, которых тоже предала ибросила. Она должна была мечтать о прощении… засыпать Константина Анатольевичаписьмами с мольбами о прощении…

Он настолько поверил в это, что стал непременно заходить разв день на почту и осведомляться, нет ли ему заграничной корреспонденции довостребования (конечно, конечно, Эвелина постесняется писать прямо на домашнийадрес, она попытается сговориться с Константином сначала приватно). Кончилисьего хождения печально: почтмейстершей после отбытия супруга в действующую армиюсделалась некая дама, довольно коротко знакомая с Кларой, и вскоре любовницаРусанова оказалась осведомлена, что Константин Анатольевич частенько шляется впочтовое отделение и с трепетом (так и было передано – с трепетом, мол) ждеткакого-то письма из-за границы…

Разговор с Кларой Русанова более чем отрезвил. Он даже началпоглядывать на себя в зеркало расстроенно и придирчиво, выискивая в лицепризнаки явного умственного расстройства. Нет, ну в самом деле, нельзя же дотакой степени и столь глупо забыться! Жить бессмысленными мечтаниями!

Сам-то он знал, что никак не может избавиться от потрясения,вызванного тем майским разговором с Лидией, после которого он принужден былсогласиться на брак Сашеньки с Дмитрием Аксаковым (до сих пор невозможнопонять, зачем он был нужен Лидии, не иначе просто от великой вредностинастаивала она на том, чего не хотел Русанов!), только бы скрыть от детейстрашную позорную тайну: что мать их жива, у нее другая семья, но счастьяобщения с ней они лишены не потому, что она их бросила, а потому, что такпожелал их высокоморальный и оскорбленный папенька… Открытие, что Лидии всеизвестно, что она постоянно переписывается с сестрой-близнецом, которуюкогда-то ненавидела как счастливую соперницу (Эвочке достался этот бриллиант,Костя Русанов, а Лидуся от ревности едва не утопилась, вернее, утопилась-таки,да добрые люди спасли, не хуже как того поэта Гумилева!), такое открытиеспособно было поколебать и человека, куда более стойкого, чем КонстантинАнатольевич с его начисто издерганными за тринадцать-то лет жизни во лжинервами. Ну да, мысли о гибели Эжена Ле Буа, о несчастье и раскаянии Эвелины, огоре их сына (они, греховодники, сына прижили и назвали его, вообразите себеподобную наглость, Александром, хотя в России у Эвелины уже имелись сынАлександр и дочь Александра!) были бальзамом, который сам себе лил на душуисстрадавшийся Константин Анатольевич. Но ведь от этого бальзама и спятитьнедолго!

И все-таки он не удержался – встретился, словно за делом, сЛидией и как бы между прочим спросил, нет ли у нее вестей из Парижа. Терпеливоснес ехидную улыбочку своей жестокосердной belle-soeur, выслушал известие отом, что в Париже, слава Богу, все отлично, имения Ле Буа, знаменитыевиноградники, находятся на юге, а потому от вторжения германцев не пострадали,вообще война семейства Ле Буа как бы и не коснулась, а 31 августа они насобственном автомобиле даже посетили, вместе со множеством других парижан, полебитвы на реке Марне, где недавно состоялось ужасное, кровопролитное сражение,которое закончилось полным разгромом германцев. «Потрясающее впечатление, –восторженно отписывала сестре отнюдь не овдовевшая и не раскаявшаяся Эвелина, –просто потрясающее!»

Константин Анатольевич поблагодарил Лидию и, воротясь домой,поспешно выдрал из своей тетрадки вклеенную туда несколько времени назадгазетную вырезку, которая называлась «На поле генерального сражения» и гласила:

«31 августа, в воскресенье, многие парижане посетили полебитвы на р. Марне. Обратно они привезли с собой брошенные германцами предметывооружения. Вид поля битвы был ужасен, повсюду горы трупов, обломки повозок иоружия. Отступление германцев было так поспешно, что в домах найдены на столахнедопитые бутылки шампанского. Из захваченных французами документов выясняется,что армия Клука предназначалась германцами для осады Парижа, а две другие армии– «для взятия в плен французской армии».

Читать это снова и представлять себе торжествующее семействоЛе Буа на поле битвы было Русанову совершенно невыносимо… Уничтожена была идругая, ранее вклеенная заметка:

«ПАРИЖ. Газеты обсуждают появление „Цеппелина“. „Libert?“пишет: „Треск разрывающихся над нами бомб способен не столько напугать нас,сколько подбодрить народ Германии, начинающийся отчаиваться“. «Journal desd?bats» говорит: «Жертвами „Цеппелина“ являются, как всегда, преимущественноженщины и дети. Нынешний налет будет, конечно, предметом ликования в Берлине,однако германцы, несмотря на присущее им свойство не понимать, что происходитвокруг них, должны понемногу отдавать себе отчет, что такого рода покушения немогут оказать никакого влияния ни на исход, ни на продолжительность войны».

«Temps» пишет: «Эти совершенно бесполезные преступления непроизводят ровно никакого впечатления ни в военном отношении, ни впсихологическом. Это было подтверждено лишний раз вчера, когда появление„Цеппелина“ вызвало лишь большое любопытство в населении Парижа». АгентствоГааса сообщает: Германский дирижабль стал приближаться к Парижу, над которымпоявился несколько позже десяти часов вечера. Он был обстрелян специальнымибатареями и атакован аэропланами, однако успел сбросить несколько бомб, непринесших, по имеющимся до сих пор сведениям, никаких повреждений».