Повисает пауза. Вадим снова переворачивается на бок, поправляя на нас одеяло, с улыбкой смотрит на меня.

— Значит по уши с первого взгляда, — двигается ближе к Никите, накрывая нас своей рукой.

— Надо было все свести к сексу?

— А хочешь я тебе кое в чем признаюсь? — шагает пальцами по моему бедру.

— Конечно! — ловлю его руку.

— Ты мне казалась высокомерной гордячкой. Такая прям вся из себя идеальная и безукоризненная. Красивая. Недосягаемая. Так что не айсберг, а обломок ледника, упавший к твоим ногам.

— Ну хорошо, не айсберг. Броненосец.

— А что толку стучаться в закрытую дверь, если я был для тебя невидимкой.

— Неправда!

— Да ладно?! Увидев меня, ты всегда спешила уйти. Мы даже ни разу не разговаривали нормально.

— Я думала, что это ты меня избегаешь! С девочками с ресепшена любезничаешь, медсестрам — подмигиваешь, врачихам молодым — комплименты отвешиваешь, а на меня — ноль эмоций. Даже здоровался последнее время кивком! — обиженно закусываю губу.

— Прости… — сжимает мою ладонь. — Я был таким дураком. Если бы ты дала хоть малейший намек…

Встречаемся взглядами. Он похож на виноватого пацана, который попался на поедании варенья пальцем из банки. Сожаление на его лице, заставило мои губы растянуться в непроизвольной улыбке.

— Знаешь, женская половина персонала клиники постоянно перемывает тебе кости?

— Слышал такое.

— Развивала гипотезы кого же ты трахаешь.

— И кого же?

— Меня в этом списке никогда не было, — театрально вздыхаю

— Вот ведь не повезло тебе, — весело хмыкает. — Ну ничего, мы будем бороться с несправедливостью. Давай, загадочно улыбаться. Пусть строят причинно-следственной связи. Отвечаю, все равно придут к выводу, что мы бессовестные развратники, в конец потерявшие стыд, которые у них под носом творили непосребство.

— Дурак! — бью его кулаком в плечо.

— Ты сама начала, — улыбается, поджимая губу. — На самом деле, сейчас обсуждается, мое скорое повышение, ведь я же женюсь на тебе по расчету, — утвердительно кивает на мой вопросительный взгляд. — А ты не знала что ли? Ну ты даешь! Совсем от сплетен отстала! — насмешливо стыдит. — Ты же — наследница — заводов, газет, пароходов…и я, — нищий докторишка с ребенком. Из приданого, ну разве что, бездонный внутренний мир. Мезальянс на лицо. Значит, что?

— Что?

— Я тебя качественно трахаю, а ты меня двигаешь! А ты все о работе, да о работе на работе. Совсем не о том думаешь!

— Каждый думает о других в меру своей испорченности. Предлагаю использовать друг друга на полую катушку. Пусть лопнут от зависти!

— Предлагаю не откладывать на завтра, то что можно сделать сегодня! — многозначительно пытается что-то изобразить мимикой.

— Так, все, давай спать!

Закрываю глаза. Он целует мою ладонь. И оставляя руку на бедре, начинает размеренно дышать. Мои губы снова растягиваются в улыбке.

32

День выдался непростой, неделя тоже весьма загруженная. Да и весь месяц…сплошная нервотрепка. Юлька исчезла с радаров, но спокойнее почему-то от этого не стало. Я подсознательно ждал, что вот-вот раздастся звонок, надменно или нахально извещающий о поданном заявлении в суд. Ждал, но надеялся, что моей бывшей хватит разума этого не делать.

Звонки с незнакомых номеров, за сегодня — доставали. Но от них было не отмахнуться. Во избежание осложнений после операций, приходилось перестраховаться, иногда корректировать назначения, а иногда просто терпеливо выслушивать нытье пациентов. Увы, профессия к этому обязывала. Тут уж ничего не попишешь, жалобы, недовольство или ожидание молниеносного выздоровления, давно воспринимались, как неотъемлемая составляющая работы.

— Вадим Александрович? Беспокоит Леон Сванидзе. Мы можем встретиться? — вежливо, но настойчиво поинтересовался голос из трубки.

— Когда и где вам удобно Леон Николаевич? — не стал делать вид, что не понял с кем разговариваю.

— Сегодня.

— Я на дежурстве в больнице. Освобожусь после трех.

— Если вы не против, я бы подъехал. Найдете немного времени?

— Конечно. Как приедете, наберите меня. Если не возьму телефон, значит — на экстренной операции, и придется подождать.

— У меня просьба, — на том конце, возникла обдумывающая пауза. — Мне бы хотелось, чтобы Лика не знала о моем визите. Не стоит ей добавлять лишних волнений.

— Совершенно с Вами согласен. Но, если разговор затронет ее интересы, я не стану скрывать его содержания.

— Мне определенно нравится ход ваших мыслей, Вадим. Рад слышать, что вы готовы защищать благополучие моей дочери. До встречи!

Лика не раз говорила, что ее родители современные, продвинутые люди, без предрассудков. Которые всегда принимали выбор своих детей и во всем поддерживали, не ограничивая рамками собственных взглядов. Были опорой и тылом.

Только готов спорить, что в нашу безумную любовь, они не поверили. И мою кандидатуру на вакансию мужа явно не одобрили. Переживают, что дочь связалась непонятно с кем. Да еще и замуж скоропалительно собралась.

В конце концов, познакомиться с будущим тестем лишним не будет. Постараюсь его убедить, что опасности для его дочери не представляю. Наоборот, хочу видеть ее счастливой. Стать надежной стеной. Тем, с кем, можно быть самой собой, настоящей и неидеальной…

Хотя, для меня она, итак безупречна во всех отношениях.

Понятно, что Леон Николаевич навел обо мне справки, разузнал подноготную и подготовился к этому волнительному событию… Или оно только для меня волнительное? Судя по всему, он настроен решительно, раз выдвинул это предложение практически в ультимативной форме.

Остается надеяться, что Сванидзе — старший, такой же выдержанный и рассудительный, как и его сестра. Которая мастерски умеет находить компромиссы в любой конфликтной ситуации.

Да, нам предстоит непростой разговор. И выйти из него необходимо, как минимум на нейтральной ноте, чтобы не усложнять жизнь женщине, с которой хочется просыпаться каждое утро и строить планы на будущее.

Ликин отец стоял на парковке рядом с больницей, около своей машины. Курил и наблюдал, как в отдалении, с таксистом ругается хабалистая губастая дива, неопределенного возраста. Сильно недовольная, что машина не подана к дверям приемно-выписного отделения. Леона я узнал сразу, и не по черному Лексусу, номер которого он мне назвал. По характерному наклону головы, который я часто подмечал за Ликой, и изучающему, прощупывающему взгляду.

Высокий рост, оливково-смуглая кожа, карие глаза, вьющиеся иссиня-черные с легкой проседью волосы, поджарая фигура — все это придавало ему сходство с испанцем. Вот не зря, мне Лика казалась похожей на байлаору! Копия отца! С бездонными глазищами, мохнатыми ресницами и мягкими губами, теперь часто мне улыбающимися.

— Не буду ходить вокруг да около, — бросив окурок под ноги, он затушил его подошвой дорогих кожаных туфель, и протянул руку для приветствия, — я приехал на тебя посмотреть. Нам с женой