Потом долго и задумчиво пила кофе на кухне. Конечно, Ленка была девственницей. Что-то Генкин папик напутал. У него от стресса голова кругом пошла, вот он любого в управлении готов за криминального «крота» принять.

Чтобы не мучиться в одиночестве от мыслей, она позвонила Геннадию:

— Это я. Спишь?

— Вообще почти не сплю в последнее время. Словно в бреду барахтаюсь.

— Я проверила её. Она целая.

— Да? Чёрт, я не ожидал. А ты того, точно…

— Я в этом разбираюсь, если ты сомневаешься.

— Я сам хочу убедиться.

— Что?! Посмотреть хочешь?

— Да.

— С ума сошел!

— Почему нет? Я должен быть уверен на все сто, а с твоих слов, прости, только на восемьдесят.

— Враг! Я для него стараюсь! Ну приезжай, посмотришь на богатство Урюпина.

— В каком смысле? При чём тут Урюпин? Ты и Урюпина усыпила?

— Ха-ха! Тормозишь? Я про Ленку говорю. Урюпин ведь над её плевой так трясётся, как скупой рыцарь над сундуками с золотом…

Геннадий нажал на смартфоне клавишу разъединения.

Через полчаса он был на квартире Каузиной. Вошёл, озираясь. Лиза, в халатике, босиком, зажимая себе рот ладонью, не пускала распиравшего её веселья.

— Что смеёшься? — набычился Геннадий.

— Затюканный ты весь. Не бойся, она спит крепко. Вон, видишь, какая вся. А?

Геннадий шикнул на неё:

— Тише!

— Ты делай, зачем приехал. Развратник. Жену бросил посреди ночи, примчался. Верь вам после этого…

Лиза стянула с Каузиной трусики. Та во сне недовольно заворчала, живописно изогнулась.

— Ну что, увидел? То-то.

— Да… Ладно, поеду.

Лиза натянула на Каузину трусики, провожая к двери, хмыкнула:

— Ну и мужики пошли. Ты зачем мчался сюда? Только чтобы посмотреть?

— А что ещё? Предлагаешь её потрогать?

— В этой квартире не только она женщина.

— То есть?.. — Геннадий вдруг понял и потупился. — Лиза, ты же понимаешь…

— Иди, Егоров. Как говорит наш медэксперт Сева — иди и иди. Я шучу. Так, лишний раз захотела ещё раз проверить на вшивость. Любишь жену?

— Люблю.

— И я своего мужа люблю. Понял?

— Я это давно понял.

— Молодец. Свободен, как муха в полёте.

— Очень приятно было пообщаться.

— Взаимно. А завтра будем что-то новое комбинировать… Да-а…

Геннадий, совершенно расстроенный от сделанного открытия — отец снова ошибся, вышел из подъезда. Долго стоял у своей машины. Одоева что-то опять не в себе, взбалмошная какая-то. Злая что-то. Красивая баба, муж ей под стать — прекрасный человек. Дай Бог ей счастья!.. Нащупал в кармане брюк горстку семечек и защелкал, рассеянно сплевывая кожуру на старые итальянские туфли-плетёнки. Сколько лет он в них ходит, а им износу нет — вот настоящее качество! Снова стал думать об отце. Отец морально разбит. Как бы с ума не сошёл. А что, он уже почти старик, натура творческая, нервная, впечатлительная… Что же делать со всем этим? Сейчас повеситься или в конце недели застрелиться?

И ярко представил, как из разомкнувшейся тьмы выглянул козлоподобный рогатый бес, сказал с подлой усмешкой: «Отдай Игошина, и дело с концом! Всё останется шито-крыто, плюс денежки!»

Глубоко вздохнув, Геннадий открыл дверцу, сел за руль. А бесу сказал громко:

— Пошёл на хрен, козёл!

Бес обиделся. Пискнул запальчиво: «Сам козёл!» — и растаял.

— Я не козёл, — сказал Геннадий, трогая машину с места. Представится же такое. Алкоголь уже сутки в рот ни капли не брал. Нервы. Или семечки? А что, изваляли семена в какой-то дряни, и пожалуйста — семечки с чертями. Да, в мозгу полный бардак.

У светофора на проспекте притормозил — красный сигнал. Хотя вокруг не было ни одной машины, Геннадий упорно стоял на месте. Вдруг крупная тень метнулась к нему и настойчиво застучала в окно. Геннадий дёрнулся от испуга, сердце забилось в бешеном ритме, мозги чуть не лопнули от резкого скачка давления. Б..! Поседеть можно от таких приёмчиков.

Давление снова мгновенно пришло в норму. Опустив стекло, обомлел — перед ним было толстое, растерянное рыло Самсонова.

— Ты? — пораженно выдавил из себя Геннадий.

Ублюдок сам прибыл к нему на расправу. Убить его или сбежать, чтобы не унижать себя даже разговором с этим?..

— Геннадий Андреевич, надо поговорить.

— Иди на хрен! Понял?

— Да послушайте, я виноват, очень виноват…

— Машке это скажи, а я поехал.

— Нет, подождите. — Самсонов вдруг протиснулся в окно, вцепившись руками в руль. — Мне необходимо сказать вам очень важное…

— От-це-пи-ись. — Геннадий, пыхтя, пытался оторвать клешни Самсонова, но кабан был неподъёмный. Геннадий выдохся. — С ума сошел!

— Я знаю про Зию! — почти выкрикнул Самсонов.

— Что? — Геннадий удивлённо отпустил поэта.

— Я знаю про Зию. Выйдите из машины — переговорим.

Чертыхаясь (как всё неудачно складывается!), Геннадий толкнул дверцу, вышел на улицу. Кто натрепал этому придурку? Если он знает что-то о причастности отца к смери Зии, всё — пиши пропало, весь город будет в курсе через сутки. Как всё плохо!

У тротуара, мигая габаритами, стояла машина Мамонта. Геннадий, взглянув на неё, ухмыльнулся:

— Уже отремонтировал?

— Мало мне. — Мамонт был покорен. К чему бы это? Одутловатое лицо Мамонта было взволнованно. — Геннадий Андреевич, я сегодня был там, у Ондатра. У них какой-то праздник. Читал стихи за деньги.

Геннадий, бесясь в душе (подонок, стихи он читал!), отвернулся.

— Краем уха уловил их разговор. Против вас что-то затевается. Зию Нуретову, убитую в лесополосе… Она как-то связана с вами…

— Что ты хочешь сказать конкретно?! — нервно дёрнулся Геннадий.

— Зия… Она ведь шлюхой была.

— Ты знаешь всех шлюх в нашем городе… А моя дочь хотела за тебя замуж, дура. Молодец, хоть вовремя нас предупредил, что ты только игрался, — у неё ещё есть время аборт сделать!

— Аборт? Как аборт? — Мамонт побледнел. — Как аборт?! То есть она сделала аборт?! Она убила нашего ребёнка?!

— Она сделает аборт!

— Где она?

— У Андрея Андреевича.

Самсонов, вытирая потное жирное лицо платком, вдруг бросился к своей машине.

— Эй, придурок! Что ты хотел мне сказать?