Земля

Раньше я думала, это не стоит ему никаких усилий. Теперь видела – стоит. Каких-то его собственных, Комиссионерских, видимых мне лишь по вздрагивающим векам спящей на постели пожилой женщины. Щека Матвеевны под пальцами Джона изредка подергивалась, приоткрывался, бывало, рот. Она не переворачивалась и не шевелилась, лишь изредка стонала во сне – шел процесс подмены памяти.

Я сидела на стуле у противоположной стены.

Он брал меня теперь с собой всякий раз, когда приходил к ней. Поначалу я сама попросила его об этом, далее Сиблинг стал заезжать за мной без слов. Мы странным образом стали на время «лечения» бабушкиной соседки командой. Хотя, если быть честной, я была заместителю Дрейка не нужна: он все мог сделать сам. И все же мы вместе в ее квартире в четвертый раз.

Пока Сиблинг кропотливо «чинил» чужую память, я занималась своей игрушкой – девочкой на шаре. Благодаря тому времени, которое я молчаливо проводила рядом с Джоном, она уже научилась шагать; земной шар во время вращения обрел беззвучность, механизм заводился с одного оборота ключа. Правда, я никогда не заводила его в квартире Матвеевны, чтобы не отвлекать Джона посторонними звуками.

Вот и сейчас сидела тихо, любуясь результатом своих трудов, – мой подарок работал так ладно, будто только что сошел с конвейера. Не выходило только приладить палочку-столб, на конце которой я желала закрепить солнце. Что-то, похожее на фонарь. Проблема заключалась не в самой палочке, но в ее невидимости – у меня на этой задаче ломался мозг. Невидимым могло быть стекло (хорошо, относительно видимым), но оно было хрупким. Пластик? Пластик некрасиво, да и непрочно. Плюс полностью прозрачных его полимеров я не встречала. Невидимая нить? Невидимое небьющееся стекло? Топорщились ненужные, мешающие воплотить задумку, убеждения. Совершенно не к месту копошились мысли о человеке-невидимке, фантастике, о том, что будет, если провести по месту, где крепится планка, пальцем? Он снесет ее, как мачту? Или встретит на пути преграду? Или сразу насквозь? Только что же это должен быть за материал, если сразу насквозь? … Иногда для того, чтобы соткать новое убеждение, нужно, оказывается, разрушить десяток старых.

Джон сидел на стуле. По большей части он просто смотрел на пациентку, иногда закрывал глаза, реже делал пассы руками над морщинистым лицом. А я гадала: «Вот она лежит здесь уже которые сутки. Без еды, без воды… А пролежни?»

В этот момент на меня укоризненно взглянул Сиблинг – я опять думала слишком громко. И под его взглядом стушевалась. Ну да, конечно, эти странные создания в серебристой одежде, которых мы ошибочно считали людьми, во время апокалипсиса «Мистерия» сумели уложить в инкубаторы все население Уровней. Чтобы спасти. Неужели сейчас Джон не позаботился бы о том, чтобы Матвеевне не нужна была пища, и о том, чтобы на ее теле не возникали пролежни? Наверняка он учел все физиологические факторы задолго до того, как я о них подумала.

Пришлось тему Матвеевны, чтобы не мешать чужой работе, выбросить из головы. Вернуться к девочке – итак, как же приладить невидимый столб?

Пара минут тщетных усилий увенчались полной расфокусировкой внимания. Я думала не так, не туда, я упускала простоту. Именнопростоту. Чем что-то сложнее, тем оно неправильнее. Значит, нужно будет отыскать иной подход.

Интересно, у всех ли готовы подарки? До праздника осталось всего два дня – чудесное будет событие.

Сообразив, что прямо сейчас у меня со столбом ничего не выйдет, я бережно опустила девочку в карман, вытянула ноги, оперлась затылком о стену и прикрыла глаза. В присутствии Джона – наверное, благодаря его спокойной сфокусированной ауре, – отлично медитировалось. Или просто думалось.

Меган, я точно знала, делала фильм. Она снимала поздравления от всех участников, просто моменты их жизни и монтировала видео. Не знаю, сама или с чьей-то помощью. Почему фильм, объяснила просто: «Дрейк ведь должен понимать ценность момента. Сейчас мы такие, завтра или через год будем иными. Здорово будет запомнить нас сегодня…» В её словах была и логика, и трогательность. Верно. Когда-то мы все станем другими, а пленка сохранит память.

Шерин, я знаю, крайне смущалась от собственной идеи. Все спрашивала меня: «Наверное, она слишком дерзкая, как думаешь?» А какими еще должны быть идеи – примитивными, невнятными, тусклыми? Конечно же дерзкими. И лично мне очень нравились новые эскизы Реакторной формы для Комиссионеров. Пусть даже Дрейк никогда не воплотит ее в жизнь, здорово было видеть наброски более элегантных и стильных моделей штанов и курток. Халк вроде бы самолично крутил сигары. На днях он признался, что даже летал на какой-то остров за табачными листьями и курсом по «скрутке»: будут Дрейку и коробка, и ароматные «курительные палочки». И не важно, что Дрейк не курит, – важно, что мы дарим именно то, что желали бы получить сами. В конце концов, курит Джон…

Сиблинг опять на меня посмотрел.

И я едва захлопнула рот, чтобы не спросить о том, что собирается подарить Начальнику он сам. Наверное, подарки их уровня мне уже не постичь и не понять – может, это какое-нибудь волновое излучение, копирующее частотный диапазон их родной планеты? В общем, я снова прикрыла глаза и постаралась думать «тише».

Баал строгал скворечник. Да-да, такой здоровый брутальный бугай мастерил домик для птиц. А все потому, что привык выходить утром из домика на Танэо, вдыхать запах трав и слушать безмятежный радостный щебет. Сказал: «Пусть приладит у входа в Реактор. Когда в нем поселятся птахи, он оценит…» Алеста составляла композицию в рамке, где центральным элементом являлся найденный ей на Равнинах крайне редкий цветок. Не то Гуюскун, не то Гаюскун – слово забылось. Но на её родине верили, что цветок этот приносит удачу. «А удача ведь не бывает лишней?»

Удача лишней не бывает. Я была с этим согласна.

Хотя, как однажды сказал Дрейк: «Удача – это всего лишь корректное сопоставление твоих желаний со своевременным их воплощением. С правильным вектором и в правильном ключе». Ну, на то он и Творец, чтобы не полагаться на внешние условия и факторы. Однако подарок все равно оценит.

Тайра вывела-таки гибрид Огненной Деры, чем страшно гордилась, потому как лепестки цветка действительно были сотканы из пламени – наверное, её она и преподнесет «правителю». Стив…

Не успела я подумать про Стива, зашуршал одеждой Джон. Закончил на сегодня.

Я открыла глаза, взглянула вопросительно. Матвеевна тихонько застонала.

– Она проснется через час, – сообщил Сиблинг негромко. – Будет хорошо, если ее навестит твоя бабушка. Одной нужны будут уши, чтобы обо всем рассказать, вторая желает знать, что все хорошо с соседкой. Оповестишь?

– Конечно.

Бабушка точно будет рада узнать, что Матвеевна нашлась. И однозначно выдохнет с облегчением, когда внезапное исчезновение объяснится логически.

– Что по поводу «пуговицы»?

Я спрашивала его об этом четвертый день подряд. И всякий раз получала ответ: «На анализе». Молча страдал Эльконто, вынужденный пихать задом по ночам Лолли. Один раз Дэйн не выдержал, признался: «Вот не всралось мне обниматься по утрам с этим сморчком». Я была с ним согласна. Если бы мне, пусть даже для моей пользы, подложили в постель Беннета, мне бы тоже… кхм… «не всралось». От этой фразы делалось смешно. Хотя мой возлюбленный, понятное дело, никого и никогда бы мне не подложил.