насущным казалось другое: ей крайне необходимо лечение в стационаре. Сев в машину, я позвонил своей секретарше и попросил у нее номер судебно-психиатрической больницы, расположенной в районе, где жила Джоди. Пациенты из тюрьмы, которым может понадобиться помощь сверх той, что предлагают тюремные врачи и медсестры, остаются в ведении государственной службы здравоохранения того района, откуда они прибыли. Затем я позвонил адвокатам, чтобы попросить разрешения отправить ее в больницу. Мне поручили встретиться с Джоди, чтобы подготовить психиатрическую экспертизу для суда, а не вмешиваться в ее лечение, но часто во время моей встречи с обвиняемым он впервые проходит психиатрическую экспертизу. Иногда судебные психиатры обнаруживают ранее не выявленное серьезное психическое расстройство.

Я не сомневался, что роды привели к серьезному нарушению душевного равновесия Джоди и что это побудило ее убить сына. Выводы моего отчета не вызвали споров; психиатр, направленный обвинением для обследования Джоди, согласился с ними. Обвинение согласилось применить закон о детоубийстве, и суд не счел нужным проводить судебное разбирательство. Приговор был вынесен сразу: Джоди получила предписание о госпитализации с ограничениями – это означало, что судебный психиатр, ответственный за ее лечение, должен получить согласие Министерства юстиции, прежде чем вносить какие-либо существенные изменения в условия ее содержания. Весьма вероятно, она выздоровеет и в конце концов, когда психиатры убедятся, что это безопасно для нее, вернется в общество.

8

Нарин

Нарин осудили недавно и направили к нам, чтобы получить мнение еще одного психиатра. В то время я руководил специализированной судебно-психиатрической службой, созданной для оказания помощи в лечении опасных правонарушителей с расстройствами личности. Тюремный психиатр считал, что Нарин нужно лечить в больнице, но доктора из больницы с этим не согласились.

Когда я только пришел в психиатрию, расстройство личности и психические заболевания рассматривались как совершенно отдельные категории психических расстройств. Согласно общепринятым представлениям того времени, психическими заболеваниями считались состояния, которые развились внезапно и резко изменили личность человека. Типичной картиной, например, при таком психическом заболевании, как шизофрения, было явно странное поведение. А расстройство личности рассматривалось как крайняя позиция на шкале нормальности.

Каждый из нас реагирует на новую ситуацию по-новому, но в целом мы склонны думать, чувствовать и вести себя схожим образом даже в разных ситуациях. Это поведение определяет нашу суть и отличает от других. Это и есть наша личность. У человека могут быть определенные недостатки. Например, перфекционизм и излишнее внимание к деталям способствуют успехам в учебе и профессиональной деятельности, но в крайних случаях могут помешать завершить работу, и человек, у которого эти черты настолько сильно выражены, что вызывают серьезные неудобства или дисфункцию, рискует получить диагноз «обсессивно-компульсивное расстройство личности». Как и любые другие черты, с нарушениями или без, они начинают проявляться в детстве и становятся более очевидными в подростковом возрасте.

Тюремный психиатр объяснила в своем письме, что у Нарин диагностировали расстройство личности и с ней очень трудно справиться. Они не могут гарантировать, что она никому не причинит вреда. Коллега хотела узнать мое мнение о том, нужно ли переводить Нарин в специализированное отделение. Примерно за неделю до моего визита в тюрьму один из моих помощников представил главные факты о Нарин на еженедельном собрании группы.

После необъяснимых припадков дочь Нарин, Жасмин, умерла в возрасте четырех лет. За свою короткую жизнь Жасмин шесть раз попадала в отделение неотложной помощи. Каждый раз Нарин говорила врачам, что у дочери высокая температура и припадки, но причину найти не удавалось, и каждый раз Жасмин выздоравливала и отправлялась домой. Вскрытие показало отклонение в уровне электролитов в крови. Было несколько возможных причин: одна из них – проблемы с физическим здоровьем, хотя и в этом случае ничего не удалось найти; более зловещее объяснение – преднамеренное добавление в пищу ядовитых веществ и, как следствие, отравление.

Изучение биографии Нарин показало, что у нее были проблемы со здоровьем, но скорее физические, чем психологические. Нарин пропускала школу из-за проблем со здоровьем, но в ее медицинской карте не было упоминаний о каком-либо психиатрическом лечении.

Сотрудникам скорой помощи, которые имели дело с Нарин, когда забирали Жасмин, показалось, что с ней что-то не так. После смерти Жасмин они сообщили в полицию о необычном поведении Нарин: она выглядела взволнованной, но некоторым показалось, что скорее от радости, чем от тревоги. На допросах в полиции обнаружились несоответствия между рассказами Нарин о болезни дочери, и под нажимом дознавателя Нарин расплакалась и призналась, что подсыпала соль в питье для Жасмин. Позже Нарин отказалась от своих слов, заявив, что сделала признание под давлением, но ее осудили за убийство дочери и приговорили к пожизненному заключению.

На собрании группы мой коллега рассказал о жизни Нарин в тюрьме. Вскоре после заключения под стражу она попала в поле зрения тюремных медсестер. Поначалу проблем было не больше, чем с другими заключенными. Если в камере недавно осужденного раздавался сигнал тревоги, надзирательница предполагала, что его обитательница запаниковала.

Для любого заключенного, впервые попавшего в тюрьму, адаптация к новому существованию требует времени. Необходимо приспособиться к сокращенному жизненному пространству. Для тех, кто впервые совершил преступление, тюрьма – это не только физическое наказание. Каждый день любой человек принимает множество мелких решений, но только не заключенный. У Нарин не было свободы действий ни в выборе времени приема пищи, ни места, где она должна находиться в любое время суток, ни в том, когда она может принимать посетителей или гасить свет. Ей не нужно было думать о счетах или арендной плате. Поначалу это сильно беспокоит заключенного, но постепенно его перепрограммируют решать другие задачи. По мере акклиматизации к новой среде заключенный становится все менее приспособленным к выживанию вне тюрьмы.

Отреагировав на сигнал тревоги в камере, надзирательница отодвинула засов, чтобы открыть окошко на двери. Она увидела сцену, уже хорошо знакомую: Нарин сидела на краю кровати, сжимая левой рукой правое предплечье. Из-под ее руки вытекло немного крови. Надзирательница не могла сразу войти в камеру: это разрешалось только в сопровождении напарницы. Вернувшись за помощью, она также позвонила в тюремную больницу и вызвала медсестру.

Даже когда Нарин стала регулярно себя резать, на это не обратили внимания. Печально, но такие действия заключенных не считаются отклонением. Членовредительство и суицидальное поведение особенно распространены в женских тюрьмах. Хотя женщины составляют всего 5 % от общего числа заключенных в английских и валлийских тюрьмах, на них приходится от четверти до трети случаев самоповреждения.

Но пока Нарин не попала в тюрьму, она не наносила себе увечий и даже не думала об этом. Вот почему было странным, что ее поведение так быстро изменилось и стало проблемой. Нарин, помимо того что наносила себе порезы на руке, начала туго затягивать на шее ткань. Это настолько распространенное явление, что персонал тюрьмы обучен, как безопасно разрезать ткань ножом. Но чем чаще вмешивался персонал, тем больше это распаляло Нарин. Для нее это стало игрой, хотя и очень опасной. Она незаметно отрезала полоски от своей одежды. Надзиратели узнавали о проблеме, только когда срабатывал сигнал тревоги в камере Нарин.

Этими сигналами Нарин призывала ее спасти: именно она нажимала кнопку тревоги. Когда надзиратели вмешивались, она не сопротивлялась. Казалось бессмысленным, что она снова и снова делает одно и то же. Помимо того, что такое поведение повторялось все чаще, ее действия становились все более рискованными. Она наматывала ткань в несколько оборотов и затягивала все туже, так что трудно было ее от этой петли избавить. В конце концов тюремный персонал настоял на том, чтобы она носила одежду, которую невозможно разрезать. Согласно тюремным правилам, в этой одежде она должна была находиться в больничном отделении.

Тюремная больница напоминала стандартное тюремное отделение, только гораздо меньшего размера. В узком коридоре располагались десять комнат – девять камер и один тесный кабинет. В то время как в обычных отделениях работали надзиратели, здесь за все отвечали медсестры. Через несколько дней после переезда в больничное крыло Нарин стала реже истязать себя и резать. Предполагалось, что она должна была остаться здесь еще на неделю, чтобы окончательно прийти в себя, а затем ее переведут обратно в обычное отделение. Но в результате ее вернули раньше, поскольку Нарин раздражала других обитателей больничного крыла. Похоже, она не понимала, что именно делает неправильно, но в записях говорилось, что она вмешивается в дела других заключенных и ведет себя так, будто она медсестра.

Обычно из-за такого поведения не направляют на лечение к специалисту.