— Парень, ну у тебя и видок.

— Чего-чего?

— Я имею в виду, после спанья в постели.

— А-а…

Шестеренки в голове все еще ворочались с трудом. Ласипроверила время на своем мобильнике.

— Как бы то ни было, мне пора бежать. — Она взяласо стола сумку, зашагала к двери, открыла ее и повернулась ко мне. — Ох, уменя ведь нет ключей от твоей квартиры.

— Правильно, они тебе могут понадобиться. Не исключено,что я вернусь очень поздно — и так уже выбился из расписания. — Я кивнулна ящик из-под фруктов рядом с дверью. — Вон в той кофейной банке лежатзапасные ключи.

Ласи сунула руку в банку, порылась среди жетонов напрачечную и вытащила кольцо с ключами.

— Спасибо. И… ну… до вечера, надеюсь.

Я улыбнулся.

— До вечера.

Некоторое время она просто стояла, потом вздрогнула.

— Черт, все неудобства выездного спектакля и никакогосекса. Пока, парень:

Дверь за ней захлопнулась. Интересно, что она вкладывала впоследние слова? Что ей было неудобно со мной? Что противно находиться здесь?Что она хотела секса этой ночью?

Потом до меня дошло кое-что еще: я доверил величайшую тайнусвоей жизни девушке, фамилии которой даже не знал.

— Для этого и впрямь существует форма?

— Ну, не конкретно для кошек. — Доктор Крысанажала несколько клавиш на своем компьютере. — Но да, она есть. ЗПНВ.Номер сорок семь, семьдесят четыре: «Зоотрофный перенос на новый вид». —Еще одно нажатие клавиши, и ожил принтер.

Я удивленно замигал, мне представлялось, что Дозор объявиттревогу по всему городу, на Уэст-Сайд немедленно пошлют команду истребителей, ия, может, даже встречусь с Ночным Мэром, а тут всего лишь какая-тоодностраничная форма.

— Это она? — спросил я.

— Смотри, тут наверху написано: «Реагироватьнемедленно». Это не пустяки.

— Но…

— Что тебя так беспокоит, Малыш? Ты запечатал подвал?

— М-м-м… конечно. Но вдруг это не единичный случай?Вдруг инфицирован новый вид?

— Ты что, не помнишь курс чумы? — с оттенкомразочарования в голосе спросила доктор Крыса. — Мы целую неделю потратилина лекции о тысячетрехсотых годах.

— Да. Но мне не кажется, что раз в семьсот лет этомного.

— Не забывай о вервольфах и крысах в Мехико в прошломстолетии.

Она откинулась в кресле, вглядываясь в ряд попискивающихкрысиных клеток, хранящих свою тайну.

Логовище доктора Крысы всегда вызывало у меня дрожь — совсеми клетками с шумными грызунами, новыми учебниками, заплесневелымибестиариями и блестящими инструментами, выложенными по одну сторонуанатомического стола. (Анатомический стол — вообще нечто.)

— Видишь ли, у взаимоотношений человека с котами естьсвоя история. Испанская инквизиция считала кошек фамильярами дьявола иистребляла их во множестве. У них была теория, что кошки по ночам воруютчеловеческое дыхание.

— Могу понять, как они пришли к такому выводу, —сказал я, припомнив, как часто просыпаюсь, чувствуя на груди четырнадцатьфунтов веса Корнелиуса.

— И все же это паранойя — фокусироваться на стольнезначительном проценте переноса, Кэл. Нужно стремиться видеть картину в целом.Эволюция всегда сопровождается мутациями, и паразиты постоянно предпринимаютпопытки обрести новых «хозяев» — каждый раз, когда ты ешь мясо с кровью, червьтого или иного вида пытается проникнуть в твои кишки.

— Ох как мило! Очень аппетитный образ.

— Однако большинство из них терпят неудачу, Кэл. Чтокасается мутаций, эволюция срабатывает крайне редко. Нечто похожее происходит вмузыкальном бизнесе. — Она кивнула на свою стереоустановку, где в данныймомент стоял диск с Deathmatch. — Потому что на каждую Deathmatch или KillFee есть сотни совершенно бесполезных групп, о которых ты никогда ничего дажене услышишь. То же относится и к пышному карнавалу жизни. Вот почему Дарвинназывал мутации «вечно надеющимися монстрами». Это лотерея — многие терпятнеудачу в первом же поколении.

— «Вечно надеющиеся монстры», — повторил я. —Хорошее название для группы.

Доктор Крыса обдумала мои слова.

— Слишком артистично.

— Может быть. Однако мне тот инферн-кот показался оченьдаже преуспевающим. В смысле, у него огромная «семья», он ловит птиц и кормитими крыс. Разве не похоже на адаптацию с целью распространения паразита?

— Здесь нет ничего нового. — Доктор Крысаподбросила карандаш и поймала его. — Коты всегда делают людям маленькиеподношения. Ведь именно так они кормят детенышей, хотя иногда у них ум заходитза разум и они путают людей и котят.

— Да, но… инферн-кот выглядел вполне здоровым. Не какэволюционная неудача.

Доктор Крыса кивнула, барабаня пальцами по клетке с ВНШ. Онауже взяла у крысы кровь на анализ и установила пробирку в центрифугу в углусвоего логовища. Та вращалась, превратившись в расплывчатое пятно и треща, словносмеситель для красок в магазине скобяных товаров.

— Ну и славненько — учитывая, как часто мутирующиепаразиты убивают своих «хозяев» на протяжении нескольких дней. Однако с точкизрения эволюции важны не сила или здоровье, а способность к воспроизведению.

— Конечно… Но эта семья была действительно большая.Буквально тысячи.

— Возможно, но по-прежнему остается вопрос: как новыйштамм перекочует в другого кота?

— Вы меня спрашиваете? — сказал я. —По-моему, вы тут эксперт.

— Ну я тоже не знаю, Малыш. — Она пожалаплечами. — А между тем это решающий фактор. Если новый штамм не имеетвозможности переселиться в другого «хозяина»-кота, данная адаптация не большечем тупик. Типа токсоплазмы в людях, которая никогда никуда не выходит.

Я медленно кивнул, обдумывая услышанное. Если новый штамм несможет найти способ инфицировать других кошек, он умрет, как только умрет этоткот. Игре конец,

Я с надеждой посмотрел на доктора Крысу.

— Выходит, может, и нет угрозы того, что нашейцивилизации конец?

— Послушай, с точки зрения переноса паразита коты моглибы стать для человека гораздо большей угрозой, чем крысы, за это я готовапоручиться. Каждый год несравненно больше людей подвергаются укусам кошек, чемкрыс. Однако очень велика вероятность того, что перед нами просто необычнаяодноразовая мутация. Вероятно, ты был просто испуган и сам не знаешь, что вточности видел.

Я вспомнил полный шума подвал, ужасный запах в нем… может,это и была галлюцинация, но кота-инферна я точно видел.

— Ну спасибо, что приободрили. — Я встал. —Надеюсь, вы правы.