сказал! А я как дура тебя целый день ждала! Звонила, писала, ходила спрашивала у Игоря, не прибили ли Ярика где-то в подворотне, в попытках отомстить за покалеченного сыночка!

— Мы одни дома? — перебиваю ее гневную тираду, и иду следом, останавливаясь в гостиной.

— Да! — кричит Машка дальше, не собираясь останавливаться. — Ты мог хотя бы чертову смс-ку написать о том, что с тобой всё в порядке и ты просто занят! Я же… я решила, что ты к бабам своим поехал! После того, что между нами было, просто взял и, взял и…

Она начинает захлебываться слезами и не может связать и двух слов, и я понимаю, что вот это — та самая черта к обрыву, которую мы уже переступили. Она пряталась не за первым сексом, как я думал. Эта черта пряталась именно тут, и теперь мы оба летим в пропасть, без возможности спастить и раскрыть парашют.

Нам обоим крышка, лучше уже не будет, а хуже — некуда.

Именно поэтому Машка летит ко мне в руки, а я — обнимаю ее снова изо всех сил и целую как крепко и сладко, как только с ней у меня получается.

Машка жмется близко, отвечает на поцелуи, всё еще рычит на меня что-то, недовольства высказывает, по крайней мере пытается.

А я не даю ей злиться. Хотя сам себя растерзать готов за слабость и за то, что снова не могу остановиться. Сердце рядом с ней в труху просто, и как его обратно собирать — не знаю.

Нам сносит крышу. Так сильно, что мы забываем обо всем. Маша перестает ругаться, а я не успеваю ничего рассказать о Дамире, и сказать то, зачем ехал сюда, не успеваю тоже.

Я хотел сказать ей, что нам стоит прекратить все это, что мне лучше переехать к себе, чтобы не мозолить ей глаза, но…

Но ее взаимность — это высшая награда. Маша так тянется ко мне, что я просто не могу игнорировать эти чувства. Тем более что мы же всё-таки не кровные! Ну какая разница, что росли вместе? Лучшие друзья ведь тоже могут вместе вырасти, а потом пожениться.

Я не могу и не хочу ее терять, поэтому машу на все рукой на все и продолжаю целовать Машку, на которой уже почему-то нет майки.

Мы оба не понимаем, как раздеваемся, потому что вещи летят по комнате, а некоторые делают это с оглушительным треском.

Мы как дикие животные, которые вышли на охоту и нашли друг а друге добычу.

Целуемся до укусов, трогаем друг друга до синяков, а Машка еще и царапается. Я целую шею, поднимая Машку на руки, и усаживаюсь на диван, опуская ее сверху.

Поцелуи обжигающие по коже, везде, где нам удается дотянуться. Касания жадные, стоны громкие, а шепот восхитительно нежный.

Машка срывает с меня трусы и касается ладошкой члена, пытаясь сесть на него, но до меня вдруг доходит:

— Резинка! Стой!

— Не-е-е-ет, — хнычет она и… твоюмать просто твоюнахер мать, опускается на мой член, громко всхлипывая в потолок.

Меня кроет. Накрывает диким жаром. В ушах шумит, сердце трепыхается в груди, а пальцы дрожат, вцепляясь в бедра Машки.

— Ты че наделала? — шепчу я быстро, пока она не начала двигаться.

— Мне врач таблетки прописал, все хорошо…

Хорошо. Да нихера не хорошо, неужели ты, Маш, не видишь? Не глупая ведь девчонка…

Но она поднимается и опускается снова, и мне вдруг снова становится плевать абсолютно на все в этом мире. На всё, что могло бы отвлечь сейчас меня от этой несносной девчонки.

Я шел сюда покончить со всем этим, а в итоге сижу и стараюсь не кончить как школьник через минуту от ее рваных движений на мне. Бинго. Круто решил проблему, чувак!

— Ярослав, — стонет малышка мне в рот, двигаясь быстрее и быстрее. Она на грани, и я там же. У нее пелена в глазах и зрачки такие расширенные, что практически не видно ее цвета глаз. А я просто схожу с ума. Без лишних слов схожу. — Ярик… Я-я-я-р!

Она кончает, господибоже, как красиво она кончает на мне, унося меня следом. Мы вцепляемся в губы друг друга, продлевая наслаждения, и стонем, оба стонем как от боли, оставляя пальцами на теле друг друга все больше и больше синяков.

О мой бог…

И что я снова наделал?

— Ты достал думать так громко, — шепчет Машка устало мне в губы, и затем снова целует. Мягко и аккуратно, как еще никогда до этого. — Не думай. Слышишь?

— Слышу.

И я правда не думаю. Потому что да катись оно всё…

Машка все еще сверху, а я всё еще люблю ее как придурок.

А потом до слуха доносится что-то, что никак нельзя было допустить. Мы в чертовой гостиной, и…

— Господи! Дети?!

Глава 21. Маша

Ой… ой-ой-ой…

Ярослав хватает плед с дивана и набрасывает на нас двоих, а я просто сижу, как застывшая статуя, и не знаю, что мне делать.

Быть застуканной мамой во время секса с парнем — не самое приятное, что может случиться в жизни. Быть застуканной со своим сводным братом… Это немного хуже.

Это сильно хуже. Очень сильно.

От мамы веет ужасом, я чувствую его слишком явно, меня сносит этими волнами, пока она пару секунд смотрит на нас, а потом, словно ожив, отворачивается и цепляется пальцами в волосы.

— Что происходит… — шепчет она, а мы все еще не можем пошевелиться. Господи, нам так крышу снесло, что мы даже не закрылись в комнате… Два идиота, прямо в гостиной! Я чувствую тяжелое дыхание Ярослава, а у самой сердце лупит в ребра так сильно, что умереть от этого можно. Мне не то что неловко, мне просто невыносимо! И я просто вжимаюсь в Ярослава, надеясь спрятаться в его объятиях от всего мира.

Мама уходит на кухню и что-то бормочет,