Но даже в условиях многоженства почести и уважение воздавались одной жене. Наследником мужчины считался не обязательно его первый сын, но первый сын, рожденный ему главной женой. Главная жена была очень влиятельным человеком, хозяйкой дома и законной владелицей всей мебели и домашней утвари. Если ее и любую из младших жен ее мужа «отстраняли» или муж хотел развестись с ней, то ей было положено щедрое вознаграждение в виде алиментов. Она также могла обратиться к местному магистрату, чтобы продемонстрировать синяки – результат жестокого обращения с ней мужа, если это выходило за рамки физического насилия, которое допускалось по отношению к женам в странах Ближнего Востока.

Египтяне были романтиками до такой степени, что, пожалуй, будет верным предположить, что браков по любви заключалось столько же, сколько и браков по расчету или велению родителей. В египетской литературе стихи о любви занимают очень большое место. Они длинные и страстные, и очень жаль, что лишь некоторые из них переведены на английский язык с тем чувством, которого они заслуживают.

Читая египетские стихи, невозможно даже предположить, что египтянин после долгих и страстных ухаживаний превратился в домашнего тирана. Совершенно очевидно, что в отношениях между полами высоко ценились нежность и забота друг о друге. Молодые люди, чьи образы запечатлены в этих стихах, с годами становились ближе друг к другу, пока, наконец, они не становились теми почтенными и любящими парами, которые мы видим на египетских памятниках.

Один из текстов гласит: «Послушание покорного сына – чудеснейшая вещь». Еще один текст говорит нам: «Я был тем, кого любит отец, хвалит мать и любят братья и сестры».

Один из признанных способов добиться уважения и любви родителей – хорошо учиться в школе, а занятия в Древнем Египте были серьезными и основательными. После беззаботных дней младенчества, когда он кричал или нежился на солнце, египетский мальчик погружался в долгие часы занятий в тихих залах храма, если, конечно, его родители не были достаточно богаты для того, чтобы нанять ему частного учителя. Дисциплина была очень строгой, а телесные наказания являлись обычным делом, ведь распространенная истина гласила, что «уши мальчика находятся в его заднице».

Самыми первыми предметами, которые изучал мальчик, были те же самые, что всегда и везде: он учился читать и писать. Его учили правильно держать в левой руке деревянную дощечку и правильно смачивать кисточку в сосуде с жидким клеем, прежде чем проводить ею по сухой пластине красных или черных чернил. Сначала он практиковался на каких-нибудь недорогих материалах: куске извести из кучи мусора рядом с храмом, гладком обломке разбитого горшка или простой деревянной дощечке, с которых легко было стереть написанное. Постепенно он переходил к упражнениям на свитке папируса. Папирус делали срезая свежие зеленые побеги папируса, снимая с них кожицу, укладывая нарезанные куски древесины поперек друг друга. Затем их помещали под пресс, после чего оставляли сушиться. Иногда ученик использовал дорогостоящие материалы, которые поставлял дубильщик: пергамент или тонкую кожу. Однако чаще всего использовался именно папирус, который был легким и дешевым в изготовлении, так как в Египте он рос в избытке.

Рис. 80. Письменные принадлежности

Как известно, ученик направлял свою кисточку справа налево, а не наоборот, как мы. Однако иногда он писал колонками сверху вниз, или же одну строчку он выводил справа налево, а следующую – слева направо, чтобы получить причудливый змеевидный стиль. Конечно, на египетских памятниках можно увидеть надписи, вырезанные разными стилями на площади, равной по размеру маленькому компасу.

Это было сделано в целях соблюдения равновесия и гармонии, поскольку линии или шрифт письма всегда считались неотъемлемой частью всего рисунка, точно так же, как и на японских цветных гравюрах.

Наиболее известным видом египетского шрифта является иероглифическое письмо. Слово «иероглиф» происходит от греческих слов «hieros» и «gluphe» – «священный» и «резьба». Этот шрифт всегда используется на памятниках и в официальных надписях. Он вошел в обиход уже будучи полностью сформированным в древнейшие династические времена, примерно в 3000 году до нашей эры, и просуществовал, практически не меняясь, почти четыре тысячи лет. Поскольку значки и символы было трудно писать с большой скоростью, для написания официальных документов был создан стенографический (упрощенный) вариант иероглифического письма – иератический шрифт. К концу династического периода в обиход вошел еще более упрощенный вариант теперь уже иератического письма – демотическое письмо (от греческого слова «популярный»). Демотическое письмо, таким образом, представляло собой двойную стенографическую запись иероглифического письма.

До обнаружения французской армией в 1799 году знаменитого Розеттского камня (он впоследствии был «освобожден» британской армией и теперь выставлен в Британском музее) расшифровка древнеегипетских текстов не была возможна. На Розеттском камне декрет Птолемея V Эпифанского записан тремя шрифтами, использовавшимися в Египте на заре христианства: греческим, иероглифическим и демотическим. Знакомый ученым греческий шрифт дал им ключ к расшифровке двух других шрифтов. В 1822 году молодой талантливый французский ученый Жан-Франсуа Шампольон проник в подлинную суть иероглифического письма, используя Розеттский камень и распознав имена Клеопатры и Птолемея внутри картушей на одной из надписей. (Картуши – это овальные линии с черточкой в начале, которые через определенные промежутки можно видеть на большинстве египетских надписей. Французское слово «картуш» – это эквивалент слова «патрон», на что, по мнению французских солдат, был похож этот символ. Иероглиф картуш представляет собой веревку, завязанную узлом, возможно символизируя, что фараон был владельцем всего, вокруг чего совершало солнце свой круг.)

До своей безвременной кончины в возрасте сорока двух лет неутомимый Шампольон значительно продвинулся в изучении иероглифического и демотического письма, и последующие поколения египтологов с тех пор разгадали почти все загадки древних текстов. Почти – но не все, поскольку мертвый язык до сих пор хранит (и, вероятно, будет хранить) некоторые свои секреты. Например, мы не знаем, как произносились отдельные слова, хотя можем прочитать их и имеем некоторые понятия об их возможном произношении из арабского языка. Написание иероглифов полностью, с отдельным значком для каждого звука было бы очень утомительным занятием, поэтому писцы просто пропускали некоторые гласные звуки, чаще всего в коротких словах, и знаки препинания. Они писали только согласные или знаки, обозначавшие согласные, на месте гласных. Результат нетрудно себе представить. Вместо предложения «Положи, пожалуйста, ручку и бумагу на стол» мы получим: «Плж пжлст рчк бмг н стл». Нам придется лишь догадываться о том, какие гласные звуки и служебные слова здесь пропущены.

По сути, египтянам так и не удалось, – впрочем, как и британцам или американцам, – рационализировать некоторые аспекты языка. Но их это не очень беспокоило. Да и с какой стати это должно было их беспокоить? Египетский язык был языком империи. Если иностранцы хотят читать на этом языке, зачем упрощать им жизнь? Таким образом, иероглифическое письмо всю свою жизнь так и оставалось неразрешимым компромиссом между двумя системами: алфавитной и пиктографической. Египтяне создали свой собственный, достаточно гибкий алфавит, используя символ для обозначения звука или буквы, а то и двух или трех звуков и букв сразу, и, хотя были достаточно грамотным народом, они тем не менее всегда склонялись к примитивному способу использования картинок. Из всех их органов чувств визуальное восприятие было развито у них лучше всего. Так, они не могли удержаться от того, чтобы написать предложение «Девочка бежит по улице», используя картинки, изображающие девочку, бегущих людей и улицу. Видя изящество, с каким выполнены надписи на памятниках, можно ощутить удовольствие, которое испытывали египтяне, рисуя различные картины. Даже знаки алфавита были не просто абстрактными буквами, но маленькими картинками. Алфавитная и пиктографическая системы слились и образовали однородную систему, только когда семиты занялись этим вопросом.