Шрифт:
Интервал:
Закладка:
8
Потом они снова переехали. Они меняли дома как перчатки. Каждый новый эпизод происходил и в новом доме, прямо как в театре, где для каждого действия меняют декорации. Просто чудо, что Тодорос ухитрился стать таким организованным при такой-то жизни.
«…Мой старший сын, значит, жил в Афинах. Димитрис служил в авиации. Дом Камары, о котором я тебе рассказывала, был слишком большим и дорогим для двух одиноких женщин. И прежде чем мы бы убедились, что Тодорос нашел хорошую работу и может помогать нам деньгами, мы должны были затянуть пояса потуже. Нашли мы домик подешевле в одном переулке в Эгнатии: две комнатки и кухня, ни одного окна на улицу, зато в глубине – дворик между тремя высокими домами. Летом в нем было прохладно, так что я с удовольствием дремала там после полудня. Но когда началась зима и зарядили дожди со снегом, то стены, несмотря на все обещания хозяина, начали отсыревать, в пасмурные дни ты не видел, что у тебя под носом делается, от пара. Что экономили на плате за квартиру, уходило на керосин. На первом этаже жил дантист лет сорока и старушка-домработница, которая ему стирала да готовила. На втором – обитал сам хозяин с женой и ребенком. Он был хорошим человеком, приветливый такой, любезный, но вот жена его оказалась сущей ведьмой. С первого же взгляда я поняла, что мы не поладим. И не промахнулась. Мы еще и месяца не прожили, как начались скандалы. Одна моя приятельница, Софитца, – дай ей Бог здоровья – подарила нам собачку. Мы ее назвали Хиони, Снежинкой. Шерстка у нее была белой как снег. Ну что тебе сказать, Нина, более умной собаки я в жизни своей не видывала. Она только что не разговаривала. Димитрис мой с детства обожал собак. Как у него увольнительная, он к нам бежит, и не чтобы нас повидать, а все больше чтобы с Хиони поиграться. Научил ее всяким фокусам: бросал тапочку во двор, она за ним бросалась и приносила обратно. Говорил: “Служи!”, и эта дьяволица вставала на задние лапки и ни за что не опускалась обратно, пока он ей не скажет: “Вниз”. Получше всяких там цирковых собачек была. Но эта ведьма, хозяйка, на дух собак не переносила. И пошло-поехало: сегодня она верещит, что у собаки клещи, завтра – что эхинококки. “Василаки! – кричала она своему сыну как можно громче, чтобы и я услышала. – Иди-ка, сыночек, ко мне, не подходи близко к этой грязной собаке, а то еще подцепишь каких хионококков!..” Она нудела, что собака написала в цветнике и теперь у нее завяли все подсолнухи. “Ну и что за чушь ты несешь здесь о каких-то там подсолнухах, дорогая моя госпожа Маргарита, – говорю я ей однажды. – Может, поговорим, э? Тут что, в этом склепе столько солнца, что можно выращивать подсолнухи, э?” Чтоб ты не думала, голубка моя, что ты одна здесь умная и умеешь острить и играть словами, – так я себе сказала. В конце концов она стала угрожать: не выгоню собаку – она ее отравит. “Пусть только попробует, – тут же взвился Димитрис, когда я ему об этом рассказала, – узнает, почем фунт изюма!” – “Оставь свое бахвальство для себя любимого, храбрец ты мой! – говорю ему. – С меня же хватит. Ты уже и так постарался на славу, чтобы испоганить свою анкету. Я сама знаю, чем ее прищучить, когда настанет