какой-то его двойник-социопат, двойник с хищной улыбкой тонких губ, грозящей перерасти в звериный оскал, как у Векслера, двойник с озорно блестящими медовыми глазами (мед в этих глазах был точно отравлен), двойник опасный, но очень интересный. Дать ему шанс порулить, этому Косте-социопату? Да и в самом деле, что там может быть, на вечеринке этого пижона Векслера? Концепция с чертями и адским пеклом давно устарела — Векслер явно придумал что-то поинтереснее.

И в тот момент, когда Костя взял в руки телефон, чтобы написать Женьке, с обеда вернулась Варенька. Она тоже разговаривала по телефону, очевидно с мужем, и смеялась заливисто, точно серебристый колокольчик. Отчего-то вид ее счастливого личика кольнул иголкой в самое сердце. Варенька скрылась в подсобке, продолжая радостно смеяться. И пальтишко у нее дурацкое, и смех этот, и прическа глупая (ну можно же воспользоваться утюжком, раз у тебя волосы так сильно вьются, не ходить же весь день барашком), и вся она немножко неуместная, немножко несуразная, одно слово — Варенька. Но славная. При всех недостатках — славная. И Косте отчего-то захотелось, чтобы она поскорее уже вернулась из подсобки, и положила бы этот чертов телефон куда подальше, и поговорила бы с ним, с Костей, о чем-нибудь. Хотя бы о том, как она была звездой ТНТ, а теперь стала продавщицей в дурацком магазине сотовых телефонов.

А пока она возилась в подсобке, шурша пакетами, Костя написал Женьке ответное сообщение.

ну и когда там эта вечеринка?

знает только векслер. он тебе с курьером пришлет приглашение

о боги. жень

ну чего?

скажи мне вот что

ну

обнаженные женщины там будут? в книге были

а это уже от тебя зависит. женщины там будут точно

Наконец вернулась румяная, как Снегурочка из детского утренника, Варенька.

— Извини, что так долго, — на ее щечках снова заиграли ямочки. — Просто я на работе, а дома муж с Мишуткой уборку затеяли. Мы же недавно робот-пылесос купили, представляешь? У тебя дома нет робота-пылесоса? Зря. Вещь забавная. Так вот. Муж с Мишуткой затеяли уборку. Запустили, значит, они этот пылесос…

12

Евгений Николаевич был прав. Настал день, когда Костю пригласили на вечеринку Роберта Векслера. И это был восхитительно унылый день, состоявший из дождя со снегом (это на улице), ядовитого электрического света (это на работе) и невыносимой почти броуновской суеты. Вообще-то у Кости был выходной, но он зачем-то заскочил на работу — по официальной версии, чтобы помочь Марку разобраться с документами, а по версии из непроверенных источников, то есть максимально близкой к правде, ему не сиделось дома. Из «Бруклина» он вышел уже после обеда, и тут-то, на крыльце торгового центра, к нему подошел курьер, державший в руках увесистый конвертик размером с альбомный лист.

— Это от господина Векслера, — сообщил курьер, вручил Косте посылку и тут же смылся.

Костя взял конверт под мышку, сел с ним в машину и только в машине вскрыл.

Это было приглашение на вечеринку. Костя вертел перед лицом лист плотной писчей бумаги — было даже что-то вроде водяного знака, как на банкноте, — вчитывался в текст приглашения и никак не мог поверить, что все эти витиеватые словеса адресованы ему. Слова никак не хотели складываться в предложения. Во всем этом не было никакого смысла. Растерянный Костя набрал Женькин номер. Против обыкновения, господин Балакирев ответил сразу.

— Короче, мне письмо от Векслера пришло.

— О, ништяк, — отреагировал бодрый Женькин голос. — Хотя я в курсе, но все равно рад за тебя. Теперь моя задача, братан, подготовить тебя к этому событию. Потому что вечеринка у сэра Векслера — это событие, блин, офигенного масштаба. Это тебе не комар чихнул. Это, братан, как «Оскар» или там «Грэмми». Он кого попало не пускает. Он капризный, как чума, этот Векслер.

— Аццкий сотона, — добавил Костя, который все не мог почувствовать Женькин энтузиазм.

— Ну да. Так что подваливай завтра ко мне. Будем делать лучшую версию тебя.

— Речи знакомые до боли! — воскликнул Костя, сразу вспомнив мадам Балакиреву с ее мешаниной из психологии и эзотерики. — Что, моя обычная версия уже не котируется?

— Мы же не в школе, — Женька заржал. — Приезжай завтра к полудню. Адрес я тебе в сообщении напишу. Бывай! — и с этими словами Женька отключился — телефон встревоженно пискнул.

Весь оставшийся день прошел как-то скомканно: Костю не отпускали мысли о предстоящей вечеринке. И весь оставшийся вечер прошел как прелюдия к завтрашнему — Костя машинально поел, машинально помыл посуду (а в голове бегущей строкой неслись мысли о Векслере), машинально принял душ, и даже ночью его ждал какой-то скомканный и машинальный секс с Дианой, и он едва ли не впервые за всю свою жизнь почувствовал себя актером дешевенького порно, который честно отрабатывает, потому что ему за это заплатили. И это было странно, потому что для Кости секс с Дианой, несмотря на то что они десять лет были в браке, всегда был моментом наивысшего счастья, и всегда (все-таки он был на ней помешан, как ни крути) где-то в подсознании гнездилась мысль, что он ее не заслужил. А в этот раз он просто кончил Диане в рот и практически сразу уснул.

Встречу с Женькой он чуть было не проспал — проснулся, когда на часах уже было четверть двенадцатого. Наспех собрался, оделся, пошумел кофемашиной, выпил кофе, побрызгался «Фаренгейтом», стоявшим на трюмо в коридоре, и тихонько вышел. Диана все это время продолжала спать.

13

Костя еле припарковал «Туарега» во дворе огромной сталинки, где, оказывается, жил Женька. В Воскресенске-33 было всего несколько сталинок, и все они располагались на улице Карла Маркса, рядом со зданием администрации. В советские времена там жили всевозможные партийные работники — Костя вспомнил скучное и непонятное слово «номенклатура». Это были очень престижные адреса. Отец как-то хотел купить квартиру в одном из домов по улице Карла Маркса, но увы, ни одна квартира не продавалась.

Женька обитал в огромной пятиэтажке уютного фисташкового цвета, которая выглядела так, как будто ее случайно перенесли из Питера в крохотный уральский городок. Дом был построен буквой П, внутри — двор с хозяйственными постройками. Возле подъездов (про тротуары забыли) застенчиво ютились иномарки. Окна первого этажа были расположены очень низко, стучись — не хочу. Господин Балакирев жил на третьем этаже, и до него еще нужно было переть по бесконечно долгой лестнице с массивными перилами, украшенными позолоченными шашечками. На всех подоконниках стояли фикусы в горшочках, лениво покачивая полнотелыми зелеными листьями. Их даже никто не раскурочил — ни фикусы, ни горшочки. Такой подъездной идиллии Костя не