— Вперед пошли, оба, — удивительно, но демонстрация возможностей на слугу короны впечатления не произвела. Вот никакого! — И без шуток. Иначе шкуру спущу с обоих. И девке первой достанется.

— А чего сразу я-то? — стало даже обидно. — Вот вечно вы, недомужики так: чуть что, на бабах отыгрываетесь!

На моё возмущение Волк только усмехнулся, небрежно сунув руки в карманы куртки. Ну да, он-то у нас по части уколов толстокожий! А вот страж вдруг хохотнул, подталкивая меня вперед:

— Мне с тобой болтать резона нет. С тобой другие поговорят!

О! А вот это уже любопытно. Было.

Ровно до тех пор, пока страж не приволок нас не невольничий рынок!

— До сих пор интересно? — оказавшись в каком-то шатре средь кое-как одетых людей, явно голодных, забитых и измученных, зло прошипела я.

Я б еще и порычала, но руки нам успели снова перетянуть веревками, да покрепче! А надсмотр сменился с одутловатого дяденьки на крепких, лысых мужиков с такими зверскими лицами, будто они только что с острога сбежали.

— Ты не представляешь, насколько, — склонившись к моему плечу, тайком от всех ухмыльнулся Волк. — Торговля людьми в Ансгаре запрещена. За некоторыми исключениями.

Что ж, об этом наслышана. У них в империи люд работает всё больше по магическим договорам, которые, в случае необходимости перекупить или выменять можно. Продают обычно либо пленных, либо рабов, в Толии купленных.

А тут целый рынок! Хочешь, ткань купи, хочешь — фрукты, хочешь — игрушки детям. А для тех, кто постарше и испорченее — игрушки и вовсе живые будут!

Тьфу.

— А ты уверен, что мы пересекли границу?

— Более чем. Родные места я ни с чем не спутаю.

— Эй, вы, заткнитесь оба, — у самых наших ног угрожающе клацнул кончик кнута. Именно клацнул! Ибо применение стальных наконечников я видела впервые. — На сцену!

— Это чего, нас на торжище продавать будут? — изумилась я.

— А ты как думала? — хрипло усмехнулся в ответ Волк.

Да уж… Срамота-то какая!

Впрочем, ладно уж. Пойду, разок продамся, коли так просят. До чего дурного, думаю, дело не дойдет, а вот выяснить, что же такое тут происходит, страсть, как любопытно. Да и сжечь всю эту богадельню я всегда успею, ежели чего.

А пока что магией мы решили не пользоваться, оставив ее на потом. Не маги мы для остальных, и всё тут!

Но признаю, стоять на старом, шатающемся помосте, заляпанным кровью и чем-то еще, оказалось скучно и отчасти противно. И кому только в голову пришло это позорище сценой обозвать? Разве что публика внизу оказалась чуть приятнее взгляду, по одежке хотя бы. С виду вроде как купцы, может, помещики, или еще кто. Уловила краем глаза даже мастеровых, видимо, подмастерьев или служек себе покупали. Словом, много кого было там. И вот, что странно — среди всех их ни одной женщины я не увидела!

А вот среди рабынь очень даже много. И разбирали их не только с торжища, но и просто так, мимоходом. И брали всех подряд, даже хромых, кривых и беззубых.

Чудно́! Зато понятно, почему мое появление вызвало такой ажиотаж среди скучающих рабовладельцев. Я на фоне остальных блестела, як тот месяц со звездами!

По толпе понеслись шепотки, мгновенно перешедшие в бурное обсуждение. Правда, и оно захлебнулось, стоили распорядителю всего этого непотребства перекинуть мне на грудь мою же растрепанную косу. Вердикт был один, да громким:

— Ведьма!

— Ты кого нам притащил, Рымский? — едва ли не попятившись, взвизгнул какой-то щегол с первых рядов. — Ворожею подложить хочешь?

— Да какая она ведьма, — небрежно хмыкнул ведущий в облезлом костюме. И кивнул небрежно помощнику своему, что около меня стоял. — Будь она ведьмой, давно бы всё здесь в пепел превратила. Девка обычная, даром, что рыжая.

И шавка его меня в плечо толкнула, да так, чтобы я на колени грохнулась. Ну, я и грохнулась! Правда, развеять его слова, как и его самого, в прах не успела, только от неожиданности охнула. А рукастый этот тут же с помоста ласточкой мордой в грязь и слетел!

— Еще раз тронешь — руки вырву, — брезгливо стряхивая с ладоней разорванную в труху веревку, которой был связан, равнодушно заявил Волк под изумленные взгляды публики. И вскинул бровь, глядя на распорядителя.

Тот только ухмыльнулся, бросая в толпу:

— Но чернявый с ней в комплекте продается.

— И кто ж их купит? — донеслось с задних рядов. — Сумасшедший только! Нет, девка-то хороша. Но к этому есть вопросы!

— Да! Что это за товар, который под охраной, который трогать нельзя?

— Вот именно! Серебра отсыпать тебе, и за что? Явно же не за три медяка отдашь!

— А что такое? — откровенно насмехаясь над их трусостью, ядовитенько бросил распорядитель. — Разучились рабов воспитывать?

— А можно я их спалю? — не сдержавшись, тихонько спросила я, когда Волк играючи, но аккуратно поставил меня на ноги. — Ну, пожалуйста!

— С этим подождем, — тем же тоном откликнулся маг, легко разрывая путы на моих руках под возмущенные охи окружающих. — Что-то мне подсказывает, нашу колоритную пару абы кто не купит.

И действительно, не успели мы занять прежние места под жаркие споры возможных покупателей, как многоголосный гул перекрыло ленивое:

— Я беру.

И тут же стало тихо так, что стал слышен скрип деревяшек под ногами!

Надо же. И снова Волк оказался прав!

От того, кто эти слова произнес, толпа как-то отшатнулась разом, и за спиной его полетели шепотки. Сразу видно, боялись его и уважали! Хотя так и не скажешь, от чего. Вроде высокий, да не крепкий, наоборот, худой слишком. Волосы, как сажа черные и длинные, кожа смуглая. Одет, как Волк — тоже в темное, штаны, сапоги, да куртку. И на поясе знатная плеть весит!

Её-то я угадала прекрасно. А, прищурившись, еще и шрам уродливый на щеке разглядеть ухитрилась.

Да уж. Что-то не хочу я этому дядьке проданной быть!

— Обоих? — почуяв свою выгоду, уточнил распорядитель торжища. — По одному не отдам.

— Обоих, — подтвердил чернявый и небрежно бросил на край сцены плотно набитый мешочек. Еще и усмехнулся так, многозначительно, под звон рассыпавшегося серебра. — Уж больно девка глянулась.

— Дык это, знамо, для чего! — крикнул кто-то позади него, и мужики вокруг согласно загоготали.

Я ворчливо посетовала через плечо, почти не разжимая губ:

— Приятно, конечно, что нас за серебро продают. Но что-то мне больно рожа его не нравится!

— Потерпи, Ник, — хмуро и даже как-то задумчиво откликнулся Волк. — Что-то мне подсказывает, не для утех ты ему понадобилась.

Вот уж спасибо, родной… успокоил!

И вот тут бы мне