– Ты глухой или тупой? Хотя я знаю ответ. Наркота – хрень полная, из-за нее вы превращаетесь в пустые банки. А мне неинтересно тусоваться со стеклянными емкостями.

– А что, если я скажу, что все байкеры – наркоманы. В прошлом, в настоящем, неважно. Но каждый, особенно тот, кто в банде, сидит на дури.

– Это не правда.

– Правда, дорогуша, правда. Ты из этих ребят видела хоть кого-нибудь, кто не употреблял? – скалясь, спрашивает он.

Он прав. Все они курили, нюхали, кололись.

Машины скорой помощи и полиции приезжают быстро. Уложив на носилки ничего не соображающего Лихача, медики опрашивают его друзей на предмет возможности аллергии и так далее. Копы же свое внимание заостряют на превышении скорости и вероятности наркотического опьянения.

Хантеру не в первый раз в этом участвовать, он знает, что говорить, кем прикрываться, поэтому на его лице ноль волнения, лишь несменная кривая ухмылка. Он подмял под себя, кажется, все, но только не меня.

Когда вся эта муть с допросами заканчивается, я понимаю лишь одно – пора прощаться с байкерами. Меня не напугало случившееся, просто стало с ними скучно. Каждый раз одно и то же: выпивка, гонки, драки, наркотики. Я оказалась в чертовом колесе, самое время выбраться из него и найти окружность поинтереснее.

Я ухожу, ни сказав никому и прощального слова.  

8. Кеннет Генри Майлз – один из самых известных гоночных инженеров родом из Англии.

9. Цербер – свирепый трехголовый пес, сидящий у входа в царство Аид подземное обиталище мертвых.

Почти середина декабря. Сырое небо над шумными улицами угрюмо нахмурилось и заполнилось свинцовыми тучами. Зима ворвалась в Филадельфию плотной завесой дождя и порывистым ветром вместо мягких хлопьев пушистого снега. Через пару недель Рождество, но, сдается, глобальное потепление лишит нас всех радостей этого сезона. Туман, рассекающий статные высотки на две половины, одну из которых не видно за прочной пеленой, обосновался в городе, возглавив шествие уныния. И даже праздничная иллюминация, отражающаяся в лужах, едва ли спасает ситуацию.

Кажется, включив автопилот, жители огромного мегаполиса находятся в полусне. Прячась за капюшонами, все идут по своим делам, и только я стою как вкопанная и пялюсь на небо, в попытках увидеть хоть какой-нибудь просвет.

Безнадежно.

Уже месяц я стараюсь не думать о своих решениях и поступках. Месяц встречаюсь с Диланом Фостером, месяц ужинаю в дорогих ресторанах в его компании, месяц появляюсь на приемах и месяц нахожусь в подвешенном состоянии. Но за это время я также укрепила отношения с семьей, еще сильнее привязалась к Эштону и Камилле и начала просыпаться раньше, чтобы бегать. Я изменилась, точнее, стала той, кем должна была стать ради своих близких, ради своего будущего.

Вот только каждое решение имеет последствия. И вот сейчас я рискую остаться без диплома, так как наш с Ривзом выпускной проект уверено шагает в пропасть. Той ночью, когда я ушла из своей комнаты, оставив байкера одного, я сделала первый шаг на пути к провалу. Мы снова собачимся, танец не склеивается, в нем есть движения, но нет чувств. А без них все старания начисто лишены смысла. Я уже дважды пыталась уговорить мистера Сэймора дать мне другого партнера, но он и слышать ничего не хотел. Приходя каждый раз в зал, мы с Джейденом повторяем одни и те же связки, сложные поддержки, но все это не рассказывает нужную историю, а лишь уныло молчит. Это и не танец вовсе, а движения роботов, пытающихся танцевать.

Дилан. Он милый, даже слишком. Несмотря на кучу работы в офисе, он приезжает по каждому моему требованию. Он постоянно дарит мне цветы, дорогие подарки, некоторые из них я до сих пор так и не распаковала. Он ездит к моей семье, дружески общается с отцом. Который, к слову, на седьмом небе от счастья, что мы вместе. А ко всему этому теперь я еще и красуюсь на страницах женских журналов как дама, похитившая сердце одного из завидных холостяков Филадельфии.

Предел счастья?

Казалось бы, то, что я сейчас рассказываю, – идеальная сказка, ставшая реальностью. Да так оно и есть. Многие мечтают о подобном. Если говорить о чувствах, то они определенно есть, только я не уверена, что это те самые, нужные. Я не ощущаю страсти, мурашек по коже, сердце не бьется в два раза быстрее, когда он меня целует, притрагивается. Но рядом с ним хорошо, спокойно. Я знаю, что мне не придется общаться с плохими типами, я уверена, что мне не понадобится кому-то украшать физиономию фингалами или напиваться до вертолетов в голове. Такая стабильность – скукота, от которой я некогда бежала и к которой ныне прикована хромированными наручниками.

Я не перестала ходить на тусовки с Кэм и Эштоном. Друзья намертво вцепились в меня, отстаивая нужность подобных увеселений. И они, пожалуй, единственные, кто иногда освобождают меня из оков, пускаясь в допустимые нормы сумасшествия. Как же я люблю этих двоих! Именно они разбавляют мою уж слишком примерную жизнь своим безумством и озорством.

– Ну что, набегалась, красотка? – Подруга в халате сидит на столешнице и допивает кофе.

– Ты чего проснулась в такую рань-то? Твой будильник должен только через полчаса прозвенеть. – Снимая с себя мокрую ветровку, гляжу на часы я.

– Твой телефон орал, как бабка в километровой очереди. Давайте дружно скажем «спасибо» твоему Младшему за то, что он звонит не вовремя! Неймется же!

К Дилану привязалась эта кличка с того самого дня, когда я ближе познакомила его с друзьями.

– Наверное, имеется веская причина, чтобы он позвонил в такое время.

– Ага, хотел пожелать своей конфетке доброго утра, всего-то, – фыркает блондинка, не упуская возможности поязвить.

Камилла чуть с челюстью своей не попрощалась, когда узнала, что я с ним встречаюсь. Такие перемены в моей жизни ей пришлись не по вкусу. Она не очень-то жалует Фостера, считая его слишком скучным, слащавым и редкостным педантом. Ее забавят книги в моей комнате, разложенные рукой Дилана в алфавитном порядке.

– Короче, я в душ, а ты тоже не засиживайся, через полчаса едем в универ.

– Как скажет будущая графиня Британских угодий.

– Не медлите, мисс Берк, иначе экипаж уедет без вас!

***

Главный коридор университета обвешан украшениями, как торговый центр в преддверии Рождества. Гирлянды, пестрая мишура, праздничные листовки торчат из всех щелей. Заменив свой консервативный вид, помещение стало более ярким и теплым.

Огромную растяжку с объявлением о предстоящем зимнем бале рабочие вешают прямо над потолком, и Камилла начинает неистово пищать.

– Господи, Берк, тише! Такое ощущение, что кто-то цинковое ведро уронил, прекрати! – Эштон закатывает глаза и толкает подругу в бок.

– Слушай, сейчас это ведро тебе на башку упадет! Это же бал, алло! В этом году его назначили намного раньше. Придется отменить все планы на двадцать девятое декабря.