Решительно ничего непонятно...

— Я не хочу!.. Я не могу!.. Я высоты боюсь!.. — скулил Иванов. — Я разобьюсь!.. Ну я прошу вас! Умоляю!..

Иванов стоял на коленях на крыше, мертвой хваткой вцепившись руками в основание спутниковой антенны. Со стороны слухового окна на него надвигались, тесня к краю, многочисленные охранники.

— Гони его на меня, — распоряжался облавой товарищ Максим. — Давай, давай...

Охранники подошли, разом схватили Иванова со всех сторон, что есть сил рванули вверх.

— Нет, не хочу-у!.. — попытался заорать Иван Иванович. Но его рот залепила чья-то огромная, в пол-лица ладонь. — М...м.., Угу... М...мы, — протестовал как мог Иванов. Дюжие молодцы рвали и выворачивали его вросшие в антенну руки. Антенна качалась и скрипела, молодцы пыхтели...

— Врежьте ему как следует! — свирепо прошептал кто-то.

Здоровый кулак, выскочивший из темноты, впечатался Иванову в лицо. Он мгновенно обмяк и разжал пальцы.

Потом, когда на него надевали, на нем застегивали и затягивали альпинистскую обвязку, Иванов не сопротивлялся.

— Рот, рот ему заткните! — напомнил товарищ Максим. — А то разорется там.

Из нескольких не первой свежести платков свернули импровизированный кляп, который впихнули Иванову в рот.

Приказали:

— Ну-ка покричи.

— Угу... м.. мм, — сказал Иванов.

— Все в порядке.

Пристегнули карабин к веревке. И пристегнули Иванова наручниками к товарищу Максиму.

— Ну, мы пошли, — сказал товарищ Максим. И перевалился через парапет ограждения.

— Майна!

Охранники столкнули Иванова с крыши и страви — ли несколько десятков сантиметров веревки.

— М-м-м-мы-у-у-у! — кричал, извивался зависший на высоте седьмого этажа Иванов, цепляясь пальцами за желоб водослива.

— Отпусти, дурак! — шипел висящий рядом товарищ Максим. — Отпусти, сволочь!

Притянув к себе наручниками, наотмашь, со всей силы, ударил Иванова по лицу.

— Отпусти крышу!

Иванов отпустил.

Охранники стравили еще полметра веревки. Товарищ Максим, отпустив рычаг самоспуска, пополз вниз, увлекая сомлевшего от ужаса Иванова.

На уровне пятого этажа остановились.

Было совершенно темно, потому что спускались не со стороны освещенной улицы, а со двора. Окна тоже не горели — добропорядочные парижане крепко спали.

— Руку! Вытяни руку, — приказал товарищ Максим. И, приводя в чувство, толкнул Иванова в бок. Иван Иванович протянул руку.

— Возьмись за стекло!

Иван Иванович тронул стекло.

— Сильнее.

Припечатал пятерню сильнее.

— Ну хватит уже...

Иванов опустил руку.

Товарищ Максим вытащил из кармана пистолет. И вытащил мобильный телефон. Болтаясь на высоте пятнадцати метров над землей, набрал номер.

— Сашок, ты!.. — радостно, но не очень громко, закричал он. — Ты что — не узнаешь? Это же я, Мишка! Я тут, понимаешь, внизу, как дурак, стою... Где, где — во дворе! Мне дом сказали, а номер квартиры нет!..

— Что значит — не помнишь? А ты в окно выгляни и сразу вспомнишь! Оборзел тут вконец — своих не признаешь!..

В окне вспыхнул свет.

Товарищ Максим убрал мобильник и, вытянув руку, приставил, прижал к оконному стеклу набалдашник глушителя.

По шторам метнулась неясная тень. Приблизилась, выросла в пол-окна. Шторка заколыхалась посредине. Резанув по глазам светом, поползла в сторону, открыв узкую щель, в которую сунулась чья-то голова.

Не узнавший своего давнего приятеля Сашок припал лбом к стеклу, пытась рассмотреть что-нибудь в темноте двора. Но увидел не приятеля, увидел две темные, болтающиеся перед окном на веревках скрюченные фигуры. И увидел какой-то напротив своих глаз черный кругляш.

— Это что еще за шу... — вслух удивился он.

И даже договорить не успел.

Товарищ Максим плавно вдавил пальцем в скобу спусковой крючок. Промахнуться было невозможно — лицо жертвы было всего лишь в нескольких сантиметрах от ствола.

Пистолет тихо кашлянул — раз и тут же еще раз. Две пули ударили Сашка в лицо — в лоб и глаз, отбросив назад в комнату.

— Возьми! — сказал товарищ Максим, протянув Иванову пистолет. Иванов взял.

— Вира, — тихо и очень спокойно сказал товарищ Максим.

Его веревка быстро пошла вверх. Только его веревка. Иванов продолжал висеть там, где висел, растерян — но оглядываясь по сторонам.

За окном кто-то вскрикнул, затопал, заметался. Штора заколыхалась и вдруг рывком разошлась в стороны, заливая все вокруг ярким светом. К стеклу рядом с пулевыми отверстиями, сложив ладони лодочкой, припало женское лицо. Испуганные глаза уставились на Иванова.

— 3-здрасьте, — растерянно сказал Иванов, кланяясь головой. И попытался изобразить доброжелательную улыбку.

Женщина разглядела висящего против окна человека и разглядела в его правой руке пистолет. Направленный в ее сторону.

— А-а!! — истошно закричала женщина, отшатнувшись от окна.

Веревка сильно дернулась, и Иванова потащило вверх.

Его втянули на крышу, расстегнули обвязку, поставили на ноги, хорошенько встряхнули и потащили куда-то по крышам...

Прибывшая на место происшествия полиция обнаружила труп, свисающую с крыши веревку и брошенную альпинистскую обвязку. Одну обвязку.

И не обнаружила преступника.

Преступник успел уйти по крышам...

На ручке ведущей на чердак двери, на оконном стекле, на желобе водостока, на металлических частях брошенной на месте преступления обвязки были обнаружены отпечатки пальцев Иванова.

Жена потерпевшего показала, что услышала, как упал ее муж, бросилась к окну и увидела висящего на веревке бандита, который целился в нее из пистолета и ужасно ухмылялся.

— Как ужасно? — переспросил Пьер Эжени.

— Вот так, — жутковато оскалилась женщина.

— Зачем ему было улыбаться? — не поверил кто-то.

— Затем, что, может быть, он садист и получает от этого удовольствие!

— От чего от “этого”?

— От убийства! Смеется и убивает! Вернее, убивает, а потом смеется! Вот так!.. — Женщина снова оскалилась. — Я когда его такого увидела, у меня мурашки по коже побежали. Я сразу поняла, что он меня застрелит!

— Но ведь не застрелил.