петь вниз головой, так, чтобы на подошве вашей левой ноги вертелся волчок, а на подошве правой балансировала обнаженная сабля?

— Еще бы! — ответил Паспарту, вспоминая свои упражнения в юношеские годы.

— В этом, видите ли, вся штука, — заметил достопочтенный Батулькар.

Они договорились, не сходя с места.

Наконец Паспарту нашел себе занятие! Он был приглашен делать все, что придется, в знаменитую японскую труппу. Правда, в этом было для него мало лестного, но зато через неделю он уже будет на пути к Сан-Франциско.

Представление, возвещенное с таким шумом достопочтенным Ватулькаром, начиналось в три часа, и вскоре страшные инструменты японского оркестра — барабаны и там-тамы — уже грохотали у дверей балагана. Само собой понятно, что у Паспарту не было времени выучить какую-нибудь роль; он должен был подпирать своими здоровенными плечами большую человеческую пирамиду, составленную из «Длинных носов» бога Тенгу. Этим «гвоздем программы» заканчивалась серия остальных номеров представления.

Задолго до трех часов зрители заполнили весь просторный балаган. Европейцы и туземцы, китайцы и японцы — мужчины, женщины и дети — теснились на узких скамейках и в расположенных против сцены ложах. Музыканты удалились в глубь балагана, и оркестр в полном составе — гонги, там-тамы, трещотки, флейты, тамбурины и большие барабаны — нажаривал вовсю.

Спектакль походил на все обычные представления акробатов. Но надо признать, что японцы — лучшие эквилибристы в мире. Один из жонглеров, вооруженный веером и маленькими клочками бумаги, изящно изображал бабочек, порхающих над цветами. Другой благовонным дымом своей трубки быстро чертил в воздухе голубые слова, из которых составилось приветствие зрителям. Третий жонглировал зажженными свечами, тушил их, когда они пролетали у его губ, и снова зажигал одну о другую, не прерывая ни на минуту своих ловких упражнений. Наконец еще один проделывал всевозможные трюки с вертящимися волчками. Казалось, что эти жужжащие игрушки начинали жить в его руках какой-то особенной жизнью. Безостановочно вращаясь, они бегали по чубукам трубок, по остриям сабель, по тонким, как волоски, железным проволокам, протянутым от одного края сцены к другому, забирались на большие хрустальные сосуды, прыгали по ступенькам бамбуковой лестницы и разбегались во все углы, создавая сочетанием отдельных звуков самые странные гармонические эффекты. Фокусник жонглировал ими, а они все вертелись, словно мячики; он их подбрасывал деревянными ракетками, как волан, а они вертелись не переставая. Он прятал волчки в карман, а когда вынимал их оттуда, они все вертелись до той минуты, пока, спустив весь завод, они не загорались снопом бенгальских огней.

Не стоит описывать все чудеса эквилибристики, показанные акробатами и гимнастами труппы. Упражнения на лестнице, с шестом, шаром и бочонком были исполнены с невероятной точностью. Но «гвоздем программы» было выступление «Длинных носов», совершенно удивительных эквилибристов, каких Европа еще не знала.

Эти «Длинные носы» составляли особую корпорацию, находящуюся под непосредственным покровительством бога Тенгу. Одетые в средневековые костюмы, они носили за плечами по паре блестящих крыльев. Но главным отличием был длинный нос, укрепленный на лице, и то, как они им пользовались. Эти носы были из бамбука, длиною в пять, шесть или десять футов: у одних прямые, у других изогнутые, у одних гладкие, у других покрытые бородавками. Они были крепко привязаны, и все свои акробатические упражнения артисты производили с их помощью. Около дюжины поклонников бога Тенгу легли на спину, а товарищи их начали кувыркаться на их носах, торчащих, словно громоотводы, прыгая, перелетая с одного на другой и выделывая самые невероятные штуки.

В заключение был специально объявлен особый номер — человеческая пирамида, в которой полсотни «Длинных носов» изобразят «колесницу Джагернаута». Но, вместо того чтобы построить пирамиду, опираясь друг другу на плечо, артисты достопочтенного Батулькара пользовались для этой цели своими носами. Один из тех, кто составлял основание колесницы, недавно ушел из труппы, и Паспарту, как человек сильный и ловкий, должен был занять его место.

Конечно, наш парень чувствовал себя довольно уныло, когда ему пришлось, как в печальные дни юности, облачиться в украшенный разноцветными крыльями средневековый костюм и к его лицу подвязали шестифутовый нос. Но в конце концов это был его заработок, и Паспарту смирился.

Паспарту вышел на сцену и встал в ряд вместе со своими товарищами, которые должны были изображать основание «колесницы Джагернаута». Все они растянулись на полу и подняли носы к небу. Вторая группа эквилибристов поместилась на остриях этих носов, третья взгромоздилась во втором ряду, четвертая — в третьем, и скоро живое сооружение вознеслось до самого потолка балагана.

Аплодисменты публики все усиливались. И вдруг пирамида зашаталась и равновесие нарушилось: одни из нижних носов выбыл из игры, и все сооружение рассыпалось, как карточный домик.

Это была вина Паспарту. Покинув свое место, он перепрыгнул без помощи крыльев через рампу и, пробравшись на галлерею, упал на колени перед одним из зрителей, воскликнув:

— Хозяин! Хозяин!

— Это вы? — спросил тот.

— Да, я!

— Ну что ж, в таком случае идем на пароход.

Мистер Фогг, Ауда и Паспарту поспешили к выходу из балагана, но там их остановил разгневанный Батулькар, требуя возмещения убытков. Филеас Фогг умерил его гнев, бросив ему пачку банковых билетов, и в половине седьмого, перед самым отплытием парохода, мистер Фогг и Ауда вступили на палубу судна, сопровождаемые Паспарту с крыльями за спиной и шестифутовым носом, который он так и не успел снять.

Глава XXIV,

во время которой совершается путешествие через Тихий океан

То, что произошло невдалеке от входа в Шанхайский порт, понятно само собой. Сигналы «Танкадеры» были замечены с парохода, шедшего в Иокогаму. Увидев приспущенный флаг, капитан направил свое судно к маленькой шхуне. Несколько мгновений спустя Филеас Фогг, оплатив свой проезд, согласно уговору, передал Джону Бенсби пятьсот пятьдесят фунтов стерлингов. Затем достопочтенный джентльмен, Ауда и Фикс поднялись на палубу парохода, который тотчас же направился в Нагасаки и Иокогаму.

Прибыв туда утром 14 ноября в назначенный час, Филеас Фогг расстался с Фиксом, который пошел по своим делам, и отправился на «Карнатик». Там он узнал, к великой радости Ауды, а может быть, и своей, хотя по нем этого не было видно, что француз Паспарту действительно прибыл накануне в Иокогаму.

Филеас Фогг, который должен был в тот же вечер отплыть в Сан-Франциско, немедленно отправился на поиски своего слуги. Его обращение к французскому и английскому консулам не