этаж гостиницы был отведен под громадный бар — нечто вроде буфета, открытого бесплатно для всех постояльцев. Вяленое мясо, устричный суп, бисквиты, честер — за все это не приходилось раскошеливаться. Платили только за напитки: за эль, портвейн, херес. Такой порядок показался Паспарту очень «американским».

Ресторан в гостинице был весьма комфортабелен. Мистер Фогг и Ауда заняли столик, и черные негры подали им обильный завтрак на миниатюрных тарелочках.

После завтрака Филеас Фогг в сопровождении Ауды вышел из гостиницы и отправился к английскому консулу, чтобы завизировать свой паспорт. У выхода их встретил Паспарту, который спросил, не следует ли перед поездкой по Тихоокеанской железной дороге[85] запастись несколькими дюжинами карабинов Энфильда и револьверов Кольта. Паспарту слышал толки о том, что индейцы сиу и павнисы[86], подобно испанским бандитам, останавливают поезда. Мистер Фогг ответил, что эта предосторожность совершенно излишня, но предоставил Паспарту свободу действовать, как ему заблагорассудится. Затем он направился к английскому консулу.

Филеас Фогг не прошел и двухсот шагов, как «по чистой случайности» встретился с Фиксом. Сыщик изобразил крайнее удивление. Как? Они с мистером Фоггом вместе проделали путешествие через Тихий океан и ни разу не встретились? Во всяком случае, Фикс почитает за счастье снова увидеть джентльмена, которому он стольким обязан. Теперь, когда дела призывают его в Европу, он с восторгом совершит это путешествие в столь приятной компании.

Мистер Фогг ответил, что он чувствует себя польщенным, и Фикс, который не хотел терять нашего джентльмена из виду, попросил у него разрешения вместе осмотреть этот любопытный город. Фогг согласился.

И вот Ауда, Филеас Фогг и Фикс отправились бродить по улицам Сан-Франциско. Вскоре они очутились на Монтгомери-стрит, где толпилась масса народа. На тротуарах, на мостовой, на трамвайных рельсах, несмотря на движение экипажей и омнибусов, в окнах квартир, в дверях магазинов и даже на крышах домов виднелось множество народа.

Среди всей этой толпы сновали люди-афиши. По ветру развевались флажки и знамена. Со всех сторон слышались выкрики:

— Да здравствует Камерфильд!

— Ура Мандибой!

Это был какой-то митинг, — так, по крайней мере, решил Фикс. Он сообщил свою догадку мистеру Фоггу и добавил:

— Не стоит ввязываться в эту давку, а то еще получишь удар кулаком.

— Вы правы, — ответил мистер Фогг, — а кулаки всегда остаются кулаками, даже если дело идет о политике.

Сыщик счел необходимым улыбнуться на это замечание. Чтобы лучше видеть все происходящее, но не толкаться в толпе, Ауда, Филеас Фогг и Фикс взобрались на верхнюю площадку лестницы, которая вела на террасу, расположенную над Монтгомери-стрит. Перед ними, на другой стороне улицы, между складом угольщика и лавкой торговца керосином, стояла под открытым небом трибуна, к которой, как видно, и стремились многочисленные потоки людей.

По какому поводу, с какой целью происходил митинг? Филеас Фогг не имел об этом никакого представления. Шло ли дело о назначении какого-нибудь важного военного или гражданского чиновника, о выборах губернатора штата или нового депутата в Конгресс? Судя по необычайному возбуждению, охватившему город, можно было предположить и то и другое.

В эту минуту в толпе началось заметное движение. Все руки взлетели вверх. Некоторые из них, сжатые в кулак, быстро поднимались и опускались среди неумолчных криков, очевидно свидетельствуя об энергии голосующих.

Толпа бушевала и волновалась. Знамена, покачнувшись, исчезали на мгновение и появлялись вновь, изорванные в клочки. Волнение докатилось до самой лестницы, и вся масса человеческих голов подавалась то вперед, то назад, как волны моря под ударами шквала. Количество цилиндров все время уменьшалось, а те, что оставались еще на головах, стали явно короче своих нормальных размеров.

— Как видно, этот митинг, — заметил Фикс, — собрался по какому-нибудь животрепещущему вопросу. Меня не удивит, если окажется, что они вновь обсуждают Алабамский вопрос, хотя он уже решен.

— Возможно, — кратко ответил мистер Фогг.

— Во всяком случае, тут налицо два вождя: достопочтенный Камерфильд и достопочтенный Мандибой.

Опираясь на руку Филеаса Фогга, Ауда с любопытством наблюдала эту бурную сцену. Фикс только что собирался узнать у соседей причину этого народного волнения, как вдруг движение в толпе усилилось. Приветственные крики и ругательства стали еще громче. Древки флагов превратились в наступательное оружие. Все ладони сжались в кулаки. С крыш остановившихся карет и прервавших движение омнибусов началась перестрелка. Средствами нападения служило все. Сапоги и башмаки описывали в воздухе длинные траектории, и среди выкриков послышалось несколько револьверных выстрелов.

Свалка докатилась до лестницы и распространилась на нижние ступени. Как видно, одна из партий отступала, но зрителям все же не было понятно, кто берет верх: Мандибой или Камерфильд.

— Думаю, что нам будет благоразумнее уйти, — сказал Фикс, которому вовсе не хотелось, чтобы «его мошенник» ввязался в какую-нибудь историю или получил тумака. — Если здесь как-нибудь замешана Англия и в нас узнают англичан, то могут быть большие неприятности.

— Английский гражданин… — начал Филеас Фогг. Но наш джентльмен не успел закончить фразу.

Сзади него, на террасе, раздались ужасающие вопли:

— Гип-гип, ура! Да здравствует Мандибой!

Это был новый отряд избирателей, который спешил на подмогу, обходя с флангов сторонников Камерфильда.

Мистер Фогг, Ауда и Фикс очутились между двух огней. Отступать было поздно. Поток людей, вооруженных кастетами и тростями со свинцовыми наконечниками, был неудержим. Мистера Фогга и Фикса, защищавших молодую женщину, сильно помяли. Как всегда флегматичный, Фогг решил отбиваться с помощью того естественного оружия, которым природа снабдила каждого англичанина, но это было бесполезно. Здоровенный широкоплечий мужчина с рыжей бородой и багровым лицом, как видно, предводитель всей этой банды, занес свои страшные кулаки над мистером Фоггом, и нашему джентльмену пришлось бы очень несладко, если бы не Фикс, который самоотверженно принял удар. Здоровенная шишка немедленно вскочила у него на голове под цилиндром, который сразу превратился в блин.

— Янки, — сказал мистер Фогг, бросая на своего противника взгляд, полный презрения.

— Англичанин! — ответил тот.

— Мы с вами еще встретимся!

— Когда вам будет угодно. Ваше имя?

— Филеас Фогг. А ваше?

— Полковник Стемп В. Проктор.

Вслед за тем человеческая волна пронеслась дальше. Фикс поднялся с мостовой; вся его одежда была порвана в клочья, но серьезных ушибов он не получил. Его дорожное пальто оказалось разорванным на две неравные части, а брюки походили на штаны, которые носят некоторые индейцы, выдрав предварительно, согласно туземной моде, всю их заднюю часть. Но,