– О-о, – обрадовалась Воинова, – я много чего могу. Могу дать твоей сестре денег и помочь скрыться. Например, уехать куда-нибудь за границу. Могу предоставить ей нашего адвоката. Он очень хорош, можешь мне поверить. А ещё я могу… – тут она сделала театральную паузу, посмотрела на меня и, лишь убедившись, что я внимательно слушаю, продолжила: – А ещё могу оставить всё, как есть, и не разоблачать твою сестру. Записи уличных камер долго не хранятся, слишком много информации. Так что никто не заподозрит, что видео с Максом – подделка. Она хорошего качества. А вот этот вариант, – Зоя Максимовна помахала перед моим носом телефоном, – существует лишь в нескольких копиях. И все они будут уничтожены.

– И вы пойдёте на это? – не поверила я. – Позволите своему сыну оказаться в тюрьме за то, чего он не совершал.

Воинова запрокинула голову и рассмеялась. Картинно так. Постановочно. Я вот совершенно не поверила, что ей действительно смешно.

– Ты видела, что этот негодник устроил? Он почти уничтожил нашу компанию и заслуживает наказания. Пусть посидит в тюрьме и подумает о своём поведении. Когда его найдут, разумеется.

Это всё не по-настоящему. Это всё бред.

Наверное, я уснула на подоконнике, перегрелась на солнце, и теперь мне снится всякая галиматья. Ну не может же Воинова на самом деле утверждать, что моя сестра убила трёх человек и даже ничуть не переживает об этом? А сама Зоя Максимовна рассуждает о тюремном сроке для младшего сына, как будто собирается поставить его в угол, чтобы «подумал о своём поведении».

И правда, бред.

Но Воинова смотрела на меня, выражение её лица было серьёзным, в глазах застыло напряжение. Она ждала моего ответа.

Это всё по-настоящему, поняла я.

И мне придётся выбрать: либо быть с любимым, либо помочь сестре.

В этот момент я очень сожалела, что дала матери слово. Как вообще можно было требовать подобное обещание с восьмилетней дочери? Я ведь сама была ещё ребёнком!

Я очень многое делала для Любани. И зачастую в ущерб своим потребностям.

Я защищала её в детском доме, влезая в драки и получая наказание. Я врала тёте Люде, покрывая разбитые Любаней вазы, несделанные уроки и побеги из дома по вечерам. Я отправляла ей деньги, закрывала кредиты, даже когда у самой почти ничего не оставалось.

Но сейчас…

Я вспомнила прошедшие сутки, Егора, его нежность, тёплые взгляды, которые ласкали меня, словно волны прогретого солнцем моря. Я не готова от него отказаться. Я только обрела любовь через четыре адовых года, когда считала, что для меня всё кончено, что мне не суждено вновь стать счастливой. А сейчас у меня была такая возможность. Судьба смилостивилась и дала мне ещё один шанс.

– Нет, – твёрдо сказала я снежной королеве, чувствуя, что и сама леденею от собственной непреклонности. – Идите к чёрту.

Она осталась спокойна, как будто я и не послала её только что куда подальше. Достала из сумочки записную книжку в кожаном переплёте и шариковую ручку с отвинчивающимся колпачком. Быстро написала что-то на одной из страниц, потом вырвала её и положила на стол. После чего поднялась со стула с изяществом настоящей королевы, подхватила свою сумочку и медленно и величаво двинулась к двери. Я осталась стоять на месте, глядя ей вслед.

Уже взявшись за ручку, Зоя Максимовна обернулась и негромко произнесла:

– Моё предложение действует до завтра. Подумай, – а потом вышла за дверь.

Я обессилено опустилась на стул. Чувствовала себя воздушным шариком через неделю после праздника, когда весь воздух вышел, и осталась только сморщенная оболочка.

Протянула руку и взяла листок бумаги. На нём был написан номер телефона.

Я схватила бумажку и сжала её в кулаке, смяв в неопрятный комок. Резко подскочила, открыла дверцу, за которой пряталось мусорное ведро, и с силой бросила в него смятый листок. После чего захлопнула дверцу и отправилась варить новую порцию кофе.

Снова уселась с кружкой на подоконнике. Но в мыслях теперь царил настоящий сумбур. Я думала о Любане. Вспоминала наши детские игры и шалости, как она бежала ко мне за защитой, когда её обижали сверстники. Как радость озарила её лицо, когда тётя Люда с дядей Колей сказали, что хотят её забрать. Как она плакала, обхватив меня ладошками, когда узнала, что к ним домой поедет одна, а я останусь в детском доме.

Любаня – моя младшая сестра. Она попала в беду. Совершила ошибку, из-за которой теперь будет страдать и она, и её ребёнок. Смогу ли я наслаждаться любовью и счастьем, зная, что Люба сидит в тюрьме?

Ведь я обещала маме, что позабочусь о сестрёнке. И должна сделать всё от меня зависящее.

Картинка за окном вдруг размылась, как будто на улице пошёл дождь. Я моргнула и только тогда поняла, что плачу. Меня раздирали внутренние противоречия.

Либо сестра, либо счастье…

И я должна сделать выбор.

Не знаю, сколько просидела так. Слёзы всё текли и текли, и я не стремилась их вытирать. А потом слезла с подоконника, достала скомканную бумажку из мусорного ведра, распрямила её и убрала в свою сумку.

– Что случилось? – голос Егора был встревоженным.

Он обхватил меня руками за плечи и попытался развернуть к себе. Я сопротивлялась, не хотела, чтобы он видел моё заплаканное лицо. Ведь тогда станет понятно, почему хочу от него уйти, и Егор ни на секунду не поверит так долго придумываемой мной причине.

– Вера, что случилось? Ты меня пугаешь.

Теперь уж точно не поверит. И я опять разревелась.

– Ну-ну, перестань, – Воинов растерялся, не ожидал, что, вернувшись, найдёт здесь филиал Ниагарского водопада.

Он всё же сумел развернуть меня, а потом и вовсе снял с подоконника и поставил на ноги перед собой, обнял, прижал к груди. Всё, что копилось во мне эти долгие дни, вырвалось на свободу и теперь проливалось слезами на рубашку Егора. Он терпеливо ждал, поглаживая меня по волосам и спине. Молчал. И постепенно поток иссяк. Слёзы закончились, и я успокоилась, лишь слабо всхлипывая и шмыгая носом.

– Пойдём умываться, – Егор мягко увлёк меня за собой, и я, ослабевшая после истерики, без сопротивления последовала за ним.

Он включил холодную воду в ванной и молча стоял с полотенцем чуть поодаль, пока я плескала в лицо над раковиной. Потом мы вернулись в кухню, Егор усадил меня за стол, поставил рядом стакан с водой, в которой плавали кубики льда, и сел напротив.

– Рассказывай, что произошло, пока меня не было.

Я молча пила воду, не зная, что ему сказать. Так тщательно подбираемые слова вдруг испарились из головы. А нового ничего не сочинялось. Да и как ему сказать, что мы должны расстаться? Я больше не могу его потерять. Почувствовала, что слёзы опять готовы политься, шмыгнула носом, и тут же справа раздался скрип стула. Егор сел рядом, обнял меня и прижал к себе.