чистит земляные орехи, и у меня аж сердце сжимается. Чиненье ей всегда во всем помогала – мела двор, стирала, мыла малышей, пока ее мама жарила земляные орехи или готовила укву[88]. Плохо, конечно, что Чиненье ходила с мальчишками и позволяли им делать руками сами знаете что, но в остальном мать воспитала ее труженицей. И нельзя сказать, что я прямо-таки отдала ее в жены духу. Она сама взяла ожерелье, так что моей вины тут нет. Кстати, мы с мамой отсюда съезжаем, так что бай-бай, хозяюшка. Мама с ней полностью расплатилась и даже сверх меры, а хозяйка начала уговаривать – мол, может вам не стоит уезжать? Мол, оставайтесь, я отдам вам еще и комнату Омаличи, нам столько места не надо, если Омалича не собирается рожать ей внуков.

Моя мама и рта открыть не успела (мол, не стоит беспокоиться), как Омалича начала распевать обидные песенки перед своей свекровью, а хозяйка подняла такой шум, так стала ругаться, что ужас. Вот так в свой последний вечер там мы стали свидетелями разыгравшейся драмы.

– Как же я рада, что мы уезжаем из этой помойки, – говорит мама.

Она сидит на кровати, расчесывает волосы. Соседка Люси размягчила ей их специальным средством, и теперь волосы достают маме до лопаток. Мама все расчесывает их, расчесывает, и они даже не перепутываются. В них появился блеск, как после розового масла или как у белых людей, и вообще мама снова становится похожей на Бьянку Оно. Мама закалывает волосы на макушке и покрывает голову платком, чтобы пропитка подольше держалась на волосах, не давая им кудрявиться мелким бесом.

Я трогаю свои волосы. Я их хорошенько помыла, хозяйка отперла для нас бак с водой, не стала жадничать. Мама втерла мне в кожу головы масло, но чтобы выпрямить их, длины еще недостаточно.

Мужчины во дворе обсуждают новости, спорят, мечтая, как бы все было, если б они управляли Нигерией. Мама фыркает.

– Большинство из них так и продолжат жить, как жили. Сплошное хождение по кругу. Джанголова[89] остановится лишь с их смертью.

– Наверное, – соглашаюсь я.

– А ты, главное, делай все как я велю. – Мама понижает голос, чтобы нас не услышали. – Пусть дух пляшет под нашу дудку. Главное, ничего ему не обещай и ничего не давай. Стоит только начать, и мужчины наглеют. – Мама ложится на жесткую скрипучую кровать. – Скоро мы будем нежиться в мягких постелях. Будем жить как прежде, даже лучше.

– Да, а я вернусь в школу.

Но мама уже спит. Я лежу на матрасе на полу и мечтаю о школьной форме с фартуком, о том, как стану семиклассницей. Папа хотел, чтобы я попала в государственную школу где-нибудь в Ониче, но мне больше хотелось в Энугу[90]. Я как раз доучивалась в шестом классе начальной школы, когда случилась беда с папой. Немножко обидно, что я не успела сдать вступительные в среднюю школу и мои одноклассницы уже обогнали меня на два года. Но главное, слава богу, что я продолжу учебу.

Утром кто-то метет двор под нашим окном. По идее, сейчас очередь Чиненье, и я думаю, что, может быть, дух отпустил ее. Я встаю и выглядываю на улицу, но вижу там Келечи, младшую сестренку Чиненье. Она работает, примотав к спине годовалого братика, но ноги его болтаются слишком низко, и все время приходится поправлять его. Наконец Келечи сдается и приседает, чтобы перевязать обмотку. Но она совершает ошибку, начав разматывать сверху: ребенок уже стоит на земле, но пошевелить ногами не может – и вот он опрокидывается навзничь, ударившись головой. Двор оглашается детским плачем.

– Закрой дверь, – со вздохом говорит мама. – Слышать этого не могу.

Кто-то дает Келечи шлепка, определенно ее бабушка.

Фургончик мы ожидали утром, но водитель заявился лишь после полудня.

– Так вы еще и один приехали? – возмущается мама. – А кто же будет таскать вещи? Мне здоровье не позволяет.

Ясно же, что водитель не взял напарника ради экономии.

– Мадам, у вас есть дочка, пусть она и поможет, верно, девочка? – говорит водитель, не спуская глаз с мамы, словно она какое-то чудо в перьях.

В итоге нам помогал Ифеаний, начал затаскивать в машину коробки и ямс. А я говорю водителю, что это еще не все, и в его глазах появляется уважение. Мама дарит Ифеанию пачку Choco Milo[91], но он как-то вяло реагирует, даже спасибо не сказал. Вообще-то выглядит он неважно – глаза слезятся, и передвигается он на негнущихся ногах, словно на маскараде изага[92]. В углу рта у него появилась болячка. Мухи кружат вокруг нее, но Ифеаний даже не отмахивается.

– Ифеаний! – кричит хозяйка, и мальчик, словно очнувшись, плетется домой.

И вот машина двигается с места. Я сижу между мамой и водителем, как раз на том самом месте, под которым находится мотор. Горячий воздух сразу же обжигает ноги, и попа моя как на сковородке. Извинившись, водитель предлагает мне подложить свое полотенце. Он все пытается заговорить с мамой, заходит и так и эдак, но мама только неопределенно мычит, витая в своих мыслях, и водитель умолкает.

Мы едем, и я даже не оглядываюсь. Нечего смотреть назад, надо смотреть вперед.

Меня только беспокоит одна мысль: считается ли Чиненье чистой? И если да, значит, одну невесту я уже им поставила.

Глава 16

Озомена: день сегодняшний

Благодаря новым подружкам Озомена довольно быстро обвыклась на новом месте. Каждый день начинается с молитвы. На рассвете, прижавшись друг к другу и закутавшись в палантины и одеяла под колючим ветром харматан[93], девочки распевают гимны. Некоторые старшеклассницы отлынивают от послушания Создателю, предпочитая подольше поваляться в теплой постели. Обиагели случайно увидела четки Озомены, решила, что она католичка, и приписала ее к католическому префекту сеньоре Чикодири. У католиков больше правил и религиозных отправлений, чем у англикан, так что особо не расслабишься. Озомена не хочет раскачивать лодку: тут все дружат маленькими группами, а подружки ее – католички. К тому же она все равно знает все молитвы, и ей это не в тягость.

После молитвы начинается толкучка возле душевой. Первые два раза Озомена так и не дождалась своей очереди – девочки просто прорывались вперед, стараясь не опоздать к завтраку. В результате Озомена тоже научилась толкаться, как остальные. Поначалу она пользовалась своей канистрой с водой, хотя Обиагели и советовала сохранить ее для питья, и теперь набирала воду как все – из красного бака возле кухни. Озомена во всем подражает своим подружкам: перед мытьем надо немного попрыгать и побегать, разогреться, и уж только потом лить на себя холодную воду. Нет, она даже ледяная,