Наблюдаю за трапом, ведущим на перекладину П-образной надстройки, – переговорив с членами экипажа, хорваты устремились именно туда. Проходит минута, и те, не обнаружив нас наверху, возвращаются на основную палубу. Спустившись по трапу, они расходятся веером и стремительно двигаются точно в нашем направлении.

– Евгений, сделай что-нибудь – я вижу отца! Он бежит сюда, к машине!!

Ага, сама просишь? Ну, смотри, не пожалей о приступе героизма.

Снимаю машину с ручника и даю по газам. Передние колеса визжат резиной по металлу палубы. Машина начинает движение: подпрыгивает, заехав на аппарель, разгоняется. Немного подворачиваю руль вправо и… Наш полет сопровождается невероятно высоким криком, от которого закладывает правое ухо.

– Упрись руками, – приказываю девчонке и сам бросаю бесполезный руль.

Удар. Фонтан брызг, взметнувшийся выше неба. Хелена лихорадочно шарит рукой по дверце в поисках открывающей ее ручки.

– Не дергайся! – командую поставленным голосом.

– Мы же сейчас утонем вместе с машиной!

– Утонуть – не значит умереть. Сиди спокойно и ничего не бойся.

* * *

Салон быстро заполняется водой, и «Toyota» плавно опускает нагруженный двигателем нос. Это нормально, так и должно быть.

Снаружи раздается скрежет и слабые удары – это проходящий мимо паром трется правым бортом о корпус машины и закручивает ее, ускоряя погружение.

Подсказываю девице:

– Откинь назад спинку кресла.

Она бледна, напугана и послушна.

– Нормально, – оцениваю ее действия. – Теперь лезь на заднее сиденье.

Девчонка не раздумывая выполняет указание. Всегда бы так!

Пока все идет по плану: нос и лобовое стекло под водой, сверху остается корма. Но и она через несколько секунд уходит в бездну.

Автомобиль медленно погружается почти в вертикальном положении, унося на глубину полторы сотни литров воздуха, запертого в районе задней части салона.

Я тоже откидываю спинку и перемещаюсь к Хелене. На ее лице красноречиво изображен ужас, дыхание глубокое и прерывистое.

– Успокойся. Дыши реже и ровнее.

– Здесь глубоко? – спрашивает она трясущимися губами.

– Не очень…

Я неоднократно бывал в здешних местах и отлично знаю: максимальная глубина над прилегающим к проливу шельфом составляет восемьдесят метров; средняя – сорок – пятьдесят. Что мне еще известно о Дарданеллах? Ах да! В верхних слоях преобладает сильное течение на юго-запад, состоящее из опресненной воды Мраморного моря; на глубине картина обратная – течение несет из Эгейского моря на северо-восток плотную, сильно соленую воду.

Вверх от тонущей машины уносятся струйки воздуха. Постепенно лишаясь его, машина теряет положительную плавучесть, и скорость погружения возрастает…

Итак, пора заниматься делом, ибо для двоих воздуха в салоне маловато.

– Жди. Я скоро, – прочищаю легкие и ухожу под воду.

Открываю рычажком из салона багажник, затем левую переднюю дверь. Выскользнув наружу, перемещаюсь к корме. Крышка багажника свободно болтается в потоках воды. Держусь за элементы кузова и заглядываю внутрь; нахожу ключ для болтов крепления колес, затем добираюсь до запаски и отворачиваю ее крепеж.

Отлично. Полдела сделано. Или нет. Скорее, четверть.

Вокруг с каждой секундой сгущаются сумерки – глубина, по ощущению, метров тридцать. Неплохо бы остановиться на этой отметке, иначе девчонка, не имеющая опыта и тренировки, заполучит на обратном пути баротравму.

Снизу из темноты, словно услышав мое пожелание, появляется дно – неровное, темно-бурое, илистое.

«Так-так-так, – упираюсь в обрез багажника и включаю в работу ноги, – ну-ка, дорогуша, встань ко мне лесом, а к переду задом».

Здесь еще довольно светло, и я хорошо вижу, как бедная «Toyota» втыкается носом в бугор, соскальзывает с него в глубокий приямок и с моей помощью укладывается на крутой склон практически в том же положении, в каком «летела» ко дну. Это дает надежду на сохранность небольшого количества воздуха, оставшегося возле заднего стекла салона.

Захлопываю крышку багажника и возвращаюсь с трофеями к Хелене.

– Почему так долго? – жалобно стонет она.

Ее щека буквально прилеплена к заднему стеклу, губы жадно хватают остатки воздуха.

Смеюсь:

– Соскучилась? А я тебе гостинец принес.

– Издеваешься?!

– И в мыслях не было, – приподнимаю из-под воды край запасного колеса.

Она чуть не плачет.

– Мы скоро задохнемся!..

– Для того я и притащил гостинец, чтоб не задыхаться.

Вытаскиваю свой нож и делаю острием маленькую дырку в покрышке. Слышится легкое шипение; уровень воды потихоньку понижается. Резкий запах резины – не цветочный аромат, но зато через минуту дышать становится гораздо легче.

* * *

Сквозь заднее окно автомобиля пробивается зеленоватый свет. На глубине тридцати пяти метров тихо; лишь изредка раздается звук, похожий на скрежет – машина потихоньку сползает по склону. В этом нет большой проблемы – приямок не глубок.

Хелена не бузит. Отдышавшись, она успокаивается, но ненадолго – я достаточно изучил повадки милой барышни и не тешу себя излишней надеждой: это всего лишь передышка.

– Как ты думаешь отсюда выбираться? – шепчут посиневшие от холода губы.

– Потерпи. Надо дождаться, пока уйдут паром и катер с командой твоего отца.

– А воздух? Нам ведь не хватит этого воздуха.

– Хватит, – говорю я и готовлюсь к следующей вылазке из машины.

Набрав полные легкие противно пахнущего воздуха, вновь выскальзываю из салона. Теперь моя цель – одно из четырех колес, отныне не нужных этой несчастной машине…

Вообще-то, без гидрокостюма, дыхательного аппарата и других специальных прибамбасов я чувствую себя превосходно до глубины метров тридцать – тридцать пять. При большой необходимости могу нырять и глубже – пока здоровье позволяет проводить всякого рода эксперименты. Однако злоупотреблять подобными вещами я не люблю, поскольку есть твердое намерение заниматься своей работой еще лет десять-пятнадцать.

Натренированные легкие позволяют задерживать дыхание почти до четырех минут. Этого времени хватает, чтобы в темпе отвинтить с помощью накидного ключа пять болтов крепления левого переднего колеса.

Готово. Несу добычу в салон. На закачанном в колесо воздухе мы с Хеленой продержимся несколько минут…

– Сергей Сергеевич, здесь вам придется забыть о том, что вы генерал и очень большой начальник. Здесь начальник – я. И я категорически запрещаю вам ходить. Вы в больнице, а не на бульваре.