– Ну да, ну да, – не дает договорить Горчаков. – Это что-то из разряда эпохальных изречений типа: парламент – не место для дискуссий. Мне двигаться надо, а то суставы срастутся.

– Нет, уважаемый Сергей Сергеевич. После такого сотрясения лучше отлежаться. Покой, покой и еще раз покой! – ровным баритоном выговаривает заведующий отделением. – У вас замечательная палата-люкс, четырехразовое питание по VIP-меню, персональные доктор с медсестрой – чего вам еще не хватает?! Вы лежите, отдыхаете, культурно запиваете черную икорку чаем с лимоном, смотрите телевизор…

– Я его не включаю.

– Из-за головной боли?

– Нет. Просто не желаю слушать сказки продажных каналов. Хочу быть спокойным и счастливым.

– Хм… – скребет врач подбородок. – Даже не знаю, что вам посоветовать, чем вас отвлечь. Хотя… В нашей клинике работает известный психолог. Чародей, можно сказать! Если хотите – приглашу его к вам на пару сеансов.

– Не нужен мне ваш психолог, – бурчит старик, – дайте лучше автомат…

Да, головные боли из-за сильного сотрясения порой действительно мучают, и перемещаться на своих двоих по палате Горчакову не дозволяется. Немного посидеть на кровати, спустив ноги на пол, или дойти до устроенного за стенкой туалета – пожалуйста. Но не более. И не далее. Любое нарушение режима карается мгновенным появлением заведующего отделением и долгим промыванием мозгов вроде сегодняшнего.

В общем, находясь в палате под пристальным наблюдением медперсонала с вышколенной охраной, Горчаков все сильнее убеждается в том, что он фактически арестован и заключен под стражу.

– Хорошо-хорошо, доктор, я понял, – морщится он и со стоном хватается за щеку.

– Что, опять? – беспокоится местный шеф.

– Да. Опять стреляет. Уж и синяк со щеки сошел, а челюсть иногда о себе напоминает.

– Это нерв. Я приглашу сегодня стоматолога – пусть посмотрит…

Напомнив о соблюдении предписанного режима и попрощавшись, доктор исчезает за дверью.

Осмотр стоматолога занимает около пяти минут.

– Зуб почти разрушен. Боюсь, придется удалять, – заключает тот.

– Ненавижу ваши кабинеты и эти… инструменты с визжащей машинкой, – со вздохом признается Горчаков. – Но я уже готов на что угодно – боль меня доконала. Ни днем ни ночью нет покоя.

– Тогда не стоит откладывать лечение – я сейчас же поговорю с завотделением. Мы определимся со временем первого визита, и я пришлю за вами санитара с коляской.

– Да будет вам – я и сам отлично дойду…

«Отлично, – устраивает на подушке голову Сергей Сергеевич. – Задача минимум выполнена – сегодня я выберусь за пределы палаты. А дальше буду действовать по обстоятельствам…»

На самом деле никакая зубная боль его не мучила. Горчаков воспользовался наличием старого шатавшегося зуба в нижней челюсти и большого синяка на правой щеке, полученного в автомобиле во время кульбитов на лесной обочине. А симулировать стреляющую боль было для старого контрразведчика делом техники.

* * *

В стоматологическое отделение, расквартированное двумя этажами выше, его все же доставили на коляске с помощью лифта. Однако у двери кабинета он наотрез отказался от услуг санитара и светловолосого охранника, кативших его «транспортное средство».

Бодро перешагнув порог, он здоровается с врачом, садится в стоматологическое кресло и первым делом изучает потолок со стенами на предмет наличия видеокамер. Кажется, здесь их нет.

– Откройте пошире рот, – включает дантист яркие лампы и склоняется над «больным».

Пожилой симулянт времени не теряет: лежащая на подлокотнике ладонь здоровой правой руки осторожно нащупывает в кармане врачебного костюма сотовый телефон и с еще большей осторожностью оттуда его извлекает.

– Та-ак, с местной анестезией разобрались. Посидите минуты три-четыре, а потом начнем, – бросает зубной врач в урну использованный шприц. – Анестезию нормально переносите?

– Нормально. Я могу пока дойти до туалета? Что-то прихватило.

– Что ж, дойдите. А то ведь потом придется долго терпеть в кресле.

Горчаков поднимается и шаркает тапочками к двери.

– Вас проводить? – несется вслед.

– Спасибо. Я сам…

В коридоре он нос к носу сталкивается со здоровенным светловолосым парнем в темном костюмчике.

– Вас уже вылечили? – интересуется он.

– А тебе какое дело?

– Я ваш охранник. Я обязан вас проводить.

– И до сортира?!

– Да, – пожимает тот широкими плечами, – это моя обязанность.

Возле двери с характерной табличкой генерал зло бросает:

– Ну что, со мной пойдешь – задницу подтирать или тут постоишь?

– Тут постою, – бурчит здоровяк в штатском.

Общий мужской туалет стоматологического отделения тесноват, но светел, стерилен и пуст.

Первым делом Сергей Сергеевич подходит к окну. Его палата расположена двумя этажами ниже – из нее не видно ничего, кроме густой кроны старого клена. Здесь же прекрасный вид на улицу.

С ходу опознать местность не удается – в Москве и Подмосковье таких пейзажей тысячи. Тогда, прищурившись, старый контрразведчик всматривается в детали и делает снимок «на матрицу» безупречной зрительной памяти…

Запершись в кабинке, он набирает номер своего друга и давнего коллеги по работе – генерала Рябинина.

– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны… – вещает деловой женский голос.

– Черт. Где тебя носит?.. – ворчит Горчаков и еще дважды повторяет попытки дозвониться.

Безрезультатно.

Тогда он набирает Черенкова. Парень надежен – на него всегда можно положиться. Но и его телефон молчит.

Несколько секунд пожилой мужчина стоит у перегородки с закрытыми глазами – перебирает в голове тех, кто в состоянии помочь.

Вдруг его осеняет:

– Как же я забыл! Ведь есть еще один человек – заместитель командира «Фрегата»! Он обязан знать, где его командир…

Спустя три минуты генерал-лейтенант устало возвращается в кабинет стоматолога и усаживается в кресло. Сотовый телефон спрятан в правом рукаве; свежие исходящие из списка предусмотрительно удалены.

– Что ж, приступим? – склоняется над пациентом доктор.

Тот незаметно сует мобильник в карман зеленого костюма.

– Валяйте…

* * *

– Черенков исчез. Черенков бесследно исчез, – в такт шагам тихо шепчет Горчаков, направляясь в свою палату в сопровождении дантиста и вышибалы-охранника. Голова отяжелела, щека с нижней десной словно чужие, в руке зажат платок…