Наконец объявили посадку. Внешний вид «Сокола» мне понравился: обтекаемый нос, как у торпеды, наполовину прозрачные стены вагонов. Посмотрим, как там внутри. Внутри тоже было очень даже ничего – современный дизайн, комфортабельные кресла, телевизоры с наушниками, устройства для подзарядки телефонов и ноутбуков.

Поезд тронулся, и мои ближайшие соседи разложили на столике отварную курицу, картошечку в мундире, соль, магазинную ветчинку, пластиковые стаканчики, домашние соленья, варенья, компотик в пластиковых бутылках «Бон-Аква» и «Святой источник». Выложив все припасы, которых с лихвой бы хватило на неделю пути, они принялись чистить куриные яйца. В общем, «Сокол»» в этом плане ничем не отличается от плацкартного вагона в обычном пассажирском поезде.

Громкие вагонные разговоры и споры начали донимать меня уже на втором часу поездки, а предстояло вытерпеть их еще как минимум час. Я слушала про Германию и Израиль, о том, как поехать туда на постоянное место жительства, а также про то, куда все-таки лучше отправиться. Потом разговор зашел про садовые участки, что и когда высаживать, как рыхлить, полоть, удобрять. Дальше, естественно, как это все выращенное солить и мариновать. Была также затронута такая животрепещущая тема, как больной кишечник и геморроидальные узлы. Собеседники во всех деталях обсудили педаль в «Тойоте Королла», а также нетривиальный случай в трамвае. Там кто-то неудачно пошутил и наклеил кому-то на спину наклейку. Причем все это я услышала не от моих ближайших соседей (они как раз сидели молча, поскольку были заняты поглощением пищи), а от пассажиров, которые сидели в шести рядах впереди.

Чтобы отвлечься, я принялась смотреть в окно. Скорость «Сокола» была очень приличная: почти двести километров в час. Все это было необычно: проносящийся мимо пейзаж не давал возможности рассмотреть что-либо в деталях. При такой скорости нет уже никакого смысла смотреть в окно. Люди, дома, названия станций – все это сливается в общую серую вихревую массу.

Но меня ждало еще одно незабываемое зрелище, уже не связанное со скоростью. Около меня было одно свободное место. И вот его-то и облюбовала какая-то тетка неопределенного возраста. То есть ей можно было дать и тридцать, и все пятьдесят. Откуда она появилась почти в середине пути и где была раньше, для меня осталось загадкой. Для начала она завалила пакетами со снедью весь стол. Потом заварила «Доширак», почистила картошку «в мундире», нарезала ее в коробочку с лапшой, выдавила туда же майонез. Бр-р! Гадость! Она начала так чавкать, что на какое-то время заглушила стук колес. На поверхности стола вскоре стали появляться брызги майонеза и завитки «Доширака». Но это еще было далеко не все. В тот день мне открылся новый способ употребления в пищу свежих помидоров. Резать их на кусочки? Отстой! Совсем не обязательно. Можно, не разрезая помидор, просто высасывать его содержимое. А после того, как все содержимое было высосано, обжеванную помидорную шкурку тетка положила прямо на стол. «Изюминкой» этого пиршества явилось омовение рук. Расправившись с едой, тетка растопырила пальчики на обеих руках и начала их быстро-быстро облизывать. При этом каждый палец погружался ею в рот полностью, до самого основания. Мой слух стали услаждать звуки типа: чпок-чпок-чпок… Таким образом она «вымыла» все десять… Но на этом незабываемое действо не закончилось. Вот сколько есть способов вытаскивания чайного пакетика из чашки? Или стакана? Я до сих пор знала всего два: необходимо вытащить пакетик и дать ему стечь. Можно также закрутить его вокруг чайной ложки, а потом придавить ярлычком. Теперь, наблюдая за этим «чудом в перьях», которое уселось рядом со мной, я узнала новый способ. Это просто ноу-хау! Она вытащила пакетик из стакана, сунула его в рот, тщательно там, во рту, пожевала его и затем выложила прямо на стол. На всеобщее обозрение.

Под конец пути я решила посмотреть кино, предварительно воткнув наушники в специальное отделение в подлокотнике кресла. Но фильм был настолько нудный, что я переключила на радио и немного послушала музыку.

Я приехала на «Соколе» на Московский вокзал Нижнего Новгорода. Выйдя в город, я спросила у встречной девушки с приветливым лицом, как попасть на улицу Челюскинцев, на которой проживала мать Фомина – Елизавета Максимовна. Девушка подробно объяснила. Оказалось, что эта улица находится совсем недалеко от вокзала.

Дом, где жила Фомина, представлял собой одноэтажную ветхую постройку в глубине двора. Я вошла внутрь и попала в длинный полутемный коридор. Почти сразу же у входа находилась общая кухня, по другую сторону коридора – ряд дверей, которые, вероятно, вели в комнаты. Кухня тускло освещалась одной-единственной лампочкой. Я заметила молодую женщину, которая стояла у плиты и помешивала ложкой в кастрюле.

– Скажите, – обратилась я к ней, – как мне найти Елизавету Максимовну Фомину?

– Вот ее дверь, – она кивнула, – прямо.

Я постучала. Никто не ответил.

– Да вы входите, у нее не заперто, она болеет, поэтому дверь на замок не закрывает.

Я открыла дверь и вошла в комнату. У стены стоял разложенный диван советского производства, на котором лежала женщина лет семидесяти. Я взглянула на ее одутловатое лицо и заметно выпученные глаза и сразу поняла, на кого из родителей похож Фомин.

– Здравствуйте, Елизавета Максимовна, – поздоровалась я.

Она ничего не ответила. Я подошла к ней поближе.

– Елизавета Максимовна, я из Центра социального обслуживания. Меня зовут Татьяна. Мы выясняем, какие услуги вы хотели бы получать от нашего Центра. Мы можем предоставить помощь по уборке квартиры, покупку лекарств и продуктов, оплату коммунальных услуг.

– Да чего уж там, – слабым голосом отозвалась она. – Вы проходите, садитесь.

Я придвинула к дивану стул с разорванной обивкой и села. Потом обвела глазами комнату. Обстановка была бедная, если не сказать убогая.

– Елизавета Максимовна, а родственники у вас есть?

– Нет у меня никого.

– Вот как? – удивилась я. – А у нас вот существуют сведения, что у вас имеется сын.

– Да что сын! – она махнула рукой. – Он уже и забыл про мать. Как уехал, так будто пропал. Ни письма, ни весточки.

– А когда он уехал и куда?

– Давно. Не помню уж, когда в последний раз здесь был. А куда – не знаю, он мне не докладывал.

В это время дверь без стука отворилась, и в комнату вошла женщина помоложе Фоминой. Наверное, ей было чуть больше шестидесяти лет.

– Максимовна! – звонким голосом сказала она. – Ты тут жива?

– Жива пока.

– Что значит «пока»? Жива и будешь жить! Без всякого «пока». Я вот тебе тут супчик принесла. Давай вставай, поешь.

Она поставила на стол маленькую кастрюльку и сняла с нее крышку. Фомина медленно встала с дивана и еле-еле дошла до стола.

– А вы кто же будете? – женщина обратилась ко мне.

– Это из центра какого-то там обслуживания, – ответила за меня Фомина.